Большие. И может, один-два рейса всего в сутки, а пассажиров сколько? А к нам обыкновенные «кукурузники» летают, и летят сейчас они только с почтой, а народу – никого!
Мать опускает вниз мокрые руки, с которых капает на пол вода и громко вздыхает:
– Ну, Ленка, Ленка, с тобой не соскучишься! Каждый день сюрприз. Что ты выдумала, хоть соображаешь? Ой, хлебнёшь ты в жизни со своим характером!
Фимка чувствует, что мать в растерянности и осторожно настаивает:
– Ну, мам! Он же почти рядом с нами служит. Ну, представь, был бы у тебя сын и служил бы, к примеру, на Дальнем Востоке. Дали бы ему отпуск, а…
– Да мне тебя одной хватает! – мать машет рукой. И вдруг, опустившись на табурет, начинает смеяться. – А пусть приезжает, в самом деле. Пирог сделаем с брусникой и… и – замуж тебя отдадим! Но ты же, кажется, уезжать собралась? А гостей зовешь! Или уже передумала школу бросать?
Мать насмешливо и ласково улыбается и Фимка невольно улыбается ей в ответ, хотя, чему радоваться-то, если подумать?
В горах
Снег сыпал не переставая. Тропа окончательно исчезла. Чтобы не заплутать, оставалось одно – идти по руслу речки, слабо журчащей в обмёрзлых, снегом присыпанных берегах. Жёсткие кусты местами подступали к самой воде. Идти приходилось то проваливаясь по колено в снег, то едва не черпая воду ботинками. Шаг, ещё шаг. Женька вся сосредоточилась на этих шагах. Мыслей не было. Отчетливо и тупо стучало сердце. Ныли от холода ноги. Надо идти. Шаг, ещё шаг, ещё и ещё. Через три часа, мокрая и промёрзшая до костей, она вышла к лесному кордону.
Ни эсперанто теперь в её жизни не будет, ни походов. Женька поворачивает голову, смотрит в окно. На фоне мутно-белесого неба вразнобой качаются голые ветки. То дождь, то снег – южная февральская несуразица. Врач сказал, на днях выпишут. Отвалялась, выздоровела. Вот только что ей делать с этим здоровьем? Как по улицам ходить? По университетским коридорам? Как войти в аудиторию и посмотреть в глаза тем, кто там сидит? Женька поднимает вверх руку, рассматривает. Конечно, она очень похудела, уже не прежние шестьдесят пять кило. Но даже в нынешнем её состоянии видно, что это крепкая рука. Вся она, Женька, крепкая, основательная, с хрупкой Ритой не сравнить. Женька и мыслила медленно, основательно, знания, в отличие от Риты, хватавшей всё на лету, долго «высиживала». Но и запоминала освоенный материал если не навсегда, то, во всяком случае, надолго. Всё помнила, вплоть до каких-то мелочей. Память у неё отличная. Другие отбарабанят выученное на экзамене, да и забудут тут же. И конспекты у неё самые лучшие в группе, самые подробные, и в библиотеку она ходить не ленилась. А Риту после лекций обычно Серёжа поджидал. Какая там библиотека…
На тумбочке лежат яблоки. Отец привёз. Женька старается на них не смотреть, смотрит в окно, на исчерченное ветками небо, но даже отвернувшись, видит этот «гольден». «Гольден», золотые, значит. Яркие, прямо светятся в серости тусклого дня. Ритины