на дружку, нечто вроде красного уголка – серия фоток «наши программисты»: досадливо прячутся за мониторами, горбятся в креслах-вертушках (на переднем плане – чей-то мышиный хвостик, мужской), тоскливо, в тоскливой столовой, жуют щедро сдобренные кетчупом сосиски и, наконец, в самом низу страницы, завершающим аккордом: с клоунскими носами, в колпаках и с шариками празднуют чью-то «днюху» (свечи задуты, торт съеден, именинник опасливо щупает красные уши). И сердце мое дрогнуло, особенно от носов с колпаками.
Несмотря на полную инфернальных вывертов и мертвых петель дорогу, явилась я к ним на полчаса раньше. Забор непререкаемо бордовый, он и сейчас стоит у меня перед глазами. У ворот понатыкано разнокалиберных иномарок. Нерешительно так меж ними проскальзываю к звонку. Внутри все сжалось и переплелось, как белье в центрифуге. Дышать я давно перестала, даже циркуляция крови прекратилась. В мозгу бешено пульсирует огромное огненное «бежать», но рука сама тянется к зловещей кнопке и жмет. Все, обратного пути нет. Ворота открываются, я вхожу и долго вожусь с ними, пытаясь закрыть. Охранник на крыльце издевается: «Вы их сильней, сильней прижмите!» Потом я стою у входа в IT-обитель, и он очень вежливо, но строго, голосом Бэрримора чеканит: «Назовите, пожалуйста, вашу фамилию, имя и отчество». До чего хорошо сказал, восхищаюсь я и выдавливаю из себя ответ. И вот уже мы, он – степенным аллюром вышколенного дворецкого, я – семенящими перебежками домашнего хомячка, минуя диваны, столики, фонтаны, поднимаемся на второй этаж. В зале с мраморным полом скользят мраморные секретарши. От них, как от бабочек, пахнет ванилью и мускусом. Загорелые, махровые шеи, медовые плечи, круглые, гладкие руки с холеными пальцами делают их похожими на сочные плоды с далеких, не тронутых цивилизацией жарких островов. Черные длинные волосы, маслянисто поблескивая, лианами обвивают точеные фигуры. Прикрытые густым ресничным опахалом, томно светятся черные жемчужины глаз. Движения и мысли смуглых нимф плавно-ленивы, как у разомлевших на солнцепеке райских птиц. Воздух соткан из чего-то запретного и сладострастного. Полинезия, Таити... Земля экстаза, спокойствия и искусства. А вспомнив клоунские носы, я окончательно теряюсь в этих райских кущах.
Оглушенная первобытной картиной, я всерьез призадумываюсь над смыслом бытия. А пока я ломаю голову над вопросами «Откуда я пришла?», «Кто я?» и «Куда я иду?», секретарши, взмахнув лилово-желтым оперением, собираются на экстренный консилиум. Приняв во внимание потертые джинсы, зеленую с пчелой на груди футболку, босоножки с хлипкими хлястиками и содержимое полосатой сумки, которую я так любезно перед ними вывернула, они единодушно сходятся на диагнозе «неизлечимо». Тем временем бурный поток ассоциативных цепочек уносит меня все дальше и дальше от карамельных таитянок в джунгли, где между жгуче-красными плодами и ядовитой зеленью играет на флейте заклинательница змей, где тигр хватает быка под желтыми соцветьями, и прячутся, и виснут на сочных ветвях