Карина тогда даже торжество ощутила. Но недолго оно длилось. Родим, отличался от отца; тот бы никому собой помыкать не позволил. А этот чуть что – к матери за советом бегал. Вот та и подучивала сынка. Уже на второй день после тризны он ввалился в опочивальню Карины пьяный, ни с того ни с сего выхватил из-за голенища сапога кнут и давай ее пороть. Пока до крови не рассек, не успокоился. Едва отдышавшись, сказал назидательно:
– Всякий муж должен бить жену, чтоб знала, кто ее хозяин и господин.
Карина смолчала, хотя про себя и решила, что не позволит ни Родиму, ни его матери помыкать собой. Ведь всегда жила в ней некая гордость, отчасти из-за сознания своей красоты, отчасти оттого, что упряма была, привыкла всего добиваться. Вот и на этот раз Родим к ней с кнутом, а она так повернула, что он почти целую седмицу[36] ходил за ней, как побитая собака, в глаза заглядывал. А седмица прошла – и вновь после пира ввалился пьяный, бил кулаками, жестоко, больно.
– Ты мне еще указывать будешь, сука! Я твое племя терпейское в своем крае терплю, а кто они, приблудные? Мне мать сказала, откуда тебя Боригор привез. Так что нос от меня не вороти. Как велю, так и повиноваться должна. Ух, прибью!
И вновь удар. Она выворачивалась, кусалась, отбивалась, пока от боли не потеряла сознание, провалилась в небытие. Не чувствовала, как он быстро, грубо насыщался ее телом. Утром чернавки плакали, обрабатывая ее раны. – Пропала ты, княгинечка, совсем пропала. Родим, он всегда недобрым был, а тут его еще Параксева на тебя натравливает.
Карина молчала. За молчанием пряталась, как за щитом. Но для себя уже решила – уйдет. И хотя листопад[37] был уже на исходе, она ушла из Елани. Тайно ушла, никто и не заметил.
В Мокошину Пядь пришла скоро. И только когда отогрелась у родного очага, с досадой и раздражением поняла, что непраздна. А чей ребенок – Медведка ли, Родима, – не ведала. Однако ныне, когда она не солоно хлебавши возвращается в Елань-град, на это дитя у нее вся надежда. Скажет Родиму, что его это ребенок. А понадобится – и руку в огонь опустит, чтоб правоту свою доказать. Пусть верит. Ей же и дела нет до того, кого носит под сердцем.
Она провела рукой по животу. Если не ошибается, четвертый месяц она с дитем, а лишь выпуклость небольшая под ладонью ощущается. Талия же по-прежнему тонкая, ноги легкие, а вот грудь отяжелела, ноет по утрам. Но хоть прошла эта изнуряющая тошнота, изводившая ее поначалу. И она все еще хороша и соблазнительна, чтоб вновь привлечь к себе Родима. Чутьем, как одни только бабы знают, Карина знала, что люба ему. И теперь Параксева злая будет вынуждена смириться с ее возвращением. Княжича им Карина принесет. Но сперва надо суметь принести. Добраться.
Ночью вновь задул ветер, разыгралась пурга, Даже волков разогнала, Карина же под ее завывания сладко выспалась в дымной избушке. А под утро напилась горячей воды с заваренными веточками каких-то кустарников, стрыя напоила. Ее порадовало, что он глотал, даже находясь в беспамятстве. Но рана его вздулась, запах шел гнилостный. Это тревожило Карину.