буркнул хаббардианец. – Очухается, может, станет иначе относиться к жизни.
Ростислав отстал, также оглядываясь на притихшую компанию, не понимая, почему молодые люди вдруг потеряли к ним интерес. Догнал Такэду, понизил голос:
– Что он с ним сделал?
– Ничего особенного, – ответил японец. – Жить будет. Вуккуб лишь наполовину хаббардианец, человеческого в нем не меньше, чем хаббардианского. Все они трехсущностны, добро, зло и равнодушие поделены в их душах поровну, никогда не знаешь, что они выкинут в следующий момент.
– Никита сказал, что он кромешник. Как это понимать?
– Кромешник – живущий «на кромке», между Явью и Навью, между реальностью и миром смерти.
– Образное выражение?
– Самое что ни на есть отражающее суть натуры, действительное положение вещей. Вы еще убедитесь в этом.
Они дошли до скромного на вид бревенчатого дома с тремя окнами, с пристройкой, обшитой тесом, с двумя шестами, на которых болтались оленьи шкуры. Вуккуб открыл дверь, пропуская гостей в сени, вошел сам. Сняли обувь, надели меховые тапки, предложенные хозяином, зашли один за другим в хорошо натопленную избу и остановились у порога.
Внутри дом оказался большим и светлым, состоящим по крайней мере из пяти-шести комнат с центральной гостиной-горницей. А у накрытого стола стояла смуглолицая женщина ослепительной красоты в русском сарафане, с короткой прической и с улыбкой смотрела на гостей. С минуту длилось молчание. Потом Никита шагнул вперед и поцеловал ей руку.
– Привет, жрица. Хорошо выглядишь.
Женщина засмеялась.
– Ты тоже, посланник. А это кто с тобой?
– Мои друзья и сын.
– О-о! Ты не побоялся взять сына с собой? Похож, похож. – Хозяйка обошла Будимира, разглядывающего ее во все глаза. – Да, это твой сын. И что-то мне подсказывает, что он очень непростой мальчуган. – Она подняла глаза на Такэду. – Саёнара, оруженосец. Ты ничуть не изменился за двенадцать лет.
– Сука-си[5], – вежливо ответил Такэда.
Женщина белозубо засмеялась, перевела взгляд на Ростислава, и тот почувствовал холодный сквознячок, проникший в голову изнутри. Светлов ощетинился. Сквознячок прекратился. Глаза хозяйки расширились, в них мелькнуло удивление, сменившееся иронической искрой.
– Меня зовут Тааль. А вы, наверное, новый оруженосец?
– Его зовут Ростиславом, – сказал Сухов. – И он не оруженосец. Защитник.
– Хромой? – Тааль оценивающе прошлась взглядом по фигуре Светлова. – И защитник? Оригинально. Хотя, может быть, я чего-то не вижу.
– Не держи гостей на пороге, – проворчал Вуккуб с какой-то странной интонацией. – Усаживай за стол. Самое время ужинать.
Тааль отступила, сделала широкий приглашающий жест.
– Проходите, гости нежданные, присаживайтесь. Давно хотела с вами увидеться, да все муж не позволял. Уверял – сами придете. Вот вы и пришли. Первое будете? Я хорошие щи научилась варить, с олениной.
– Пожалуй,