давай скажу: ради этого стоило рисковать жизнью? Горстка золота.
– Не знаю, Ширали. Я еще не умирал в бою, наверное, нет… Но ты же больше ничего там не нашел?
Астманову показалось, что старик рассердился:
– Не нашел! Да знаешь ли ты, что лучше всего хранят тайны вода и песок, ибо нет на них следа.
Этой же ночью после отбоя Астманов ушел в пустыню. По его расчетам, до крепости было не более сорока километров – восемь часов хода. Двадцать до Узбоя – соленого ручья, а потом от старой кошары на юго-восток. Недалеко от кошары, у засыпанного колодца, Астманов уже бывал. Там, словно мираж среди бурых песков и чешуйчатого такыра, цвели в эту пору павлиньи хвосты. Нет, не цвели – горели золотисто-розовым, жемчужным огнем.
Исполосовать бы его худую задницу за экипировку, с которой вышел он в пески, да некому было. Три фляги, раздутые холостыми выстрелами, наполненные по горлышко отваром янтака – верблюжьей колючки, горсточка соли, лепешка, полпачки зеленого чая, комок нутряного бараньего жира, две коробки спичек, три пачки махорочных сигарет «Донские», простыня, саперная лопатка, заточенная по всей кромке не хуже ножа, компас и артиллерийский бинокль. И восемьдесят километров песков и такыра в пустыне Кызылкум в середине мая. Восемьдесят, если туда и обратно идти по линеечке…
Алмазный крест
Крепость Уллу-Кала, 55 км юго-восточнее
г. Кизил-Арват. 12 мая 1971 г
Посмотри с вершины бархана на пенящийся вдали поток. Посмотри, взывает Дух пустыни, – это не мираж… Глянешь, и прибавляется сил втрое. Чудо: белопенная речушка в пустыне. И рванешь к ней из последних сил, тем более что розовым огнем горят на ее берегах деревья. Но чем ближе белые кружева, тем тревожней на душе…Что-то не так. И только когда глаз различает, что буруны стоят на месте, вдруг со страхом чувствуешь тишину. Узбой – горько-соленая, тяжелая, как ртуть, вода. И не пена на берегах потока, а застывшая горькая соль. Не дай бог сделать глоток или положить щепотку соли на язык – последнюю воду безудержным поносом вытащит из тела. Это ловушка для чужаков. Или для тех, кто еще не покорился Духу пустыни, презирающему саму суть надежды…
Алешка спорым шагом вышел к Узбою на рассвете. Половина пути к цели пройдена. У развалин кошары, нарубив сухой колючки, развел костерок и вскипятил красный отвар из фляги в жестяном чайнике, оставленном пастухами неведомо в какие времена. В кипяток засыпал щепоть зеленого чая и, подождав, пока развернутся листья, добавил соль и комочек бараньего жира. Прихлебывая солоноватый, пахучий чай, известный ему с детства под названием «калмыцкого», Астманов посматривал на полоску рассвета за Копетдагом. Ничего хорошего этот день не обещал: в мутно-красном ореоле всходило солнце. Он пытался припомнить, каким был вчерашний закат… Если грянет «афганец», лучше сейчас поворачивать в батальон. «Солнце красно к вечеру – в море делать нечего. Солнце красно поутру – моряку не по нутру». Морские пословицы-приметы и в песках верны!
Но чай и табак – два демона. И если тебе