своим глазам. На лице патриция, к которому, казалось, навсегда приросла маска ленивой отчужденности, отражались самые неожиданные эмоции. Удивление сменялось снисходительной улыбкой, которую тут же стирала настороженная напряженность. Словно невзначай Юлий коснулся рукой плеча Адель и покровительственно произнес:
– Как-нибудь, если будет на то воля богов, я повезу тебя в Рим и устрою встречу с Петронием.
Ее глаза загорелись надеждой.
– Ты думаешь, он найдет для меня время?
Взгляд Юлия, до сих пор внимательный и лукавый, внезапно изменился, и его лицо помрачнело.
– Петроний всегда находит время для созерцания красоты, – проговорил он. – А если красота осязаема и не похожа ни на что, виденное прежде, если она обладает открытым взору стройным станом, – Юлий окинул взглядом ее бедра, туго обтянутые джинсами, – и завораживающими, словно у Горгоны, глазами, равных которым не сыщешь во всей Италии, – тогда Петроний стремится обладать этой красотой. А то, что попадает в холеные руки Арбитра, навсегда становится его собственностью.
– Но я не рабыня, чтобы стать чьей-то собственностью! – воскликнула Адель, чрезвычайно польщенная, однако, словами патриция.
– Да, пожалуй. Ты была бы слишком странной рабыней, – усмехнулся Юлий. – Но есть ли у тебя доказательства того, что ты свободная гражданка своей страны и законно находишься на территории Римской империи?
– Нет, – удрученно произнесла Адель. – Ни паспорта, ни денег.
– В случае с Петронием деньги тебя не спасли бы, – убежденно произнес Юлий. – У него есть влияние, а влияние – это всё, Адель. Помни об этом, если захочешь побывать в Риме. Влияние – это всё. А то, что у тебя нет господина, еще не говорит о том, что ты свободна. Здесь, в Помпеях, люди умеют ценить право на волю. Но только не в Риме. И только не Петроний.
Адель внутренне сжалась от этих слов, которые совершенно не совпадали с ее представлением о знаменитом Гае Петронии. Она столько о нем читала! Она так ценила его талант! Однажды купив у букинистов потрепанный томик «Сатирикона»23, Адель словно соприкоснулась с настоящей античной жизнью, не приукрашенной, не подогнанной под поэтические стандарты и философские трактаты. Это был первый роман в истории человечества, и он открыл миру другой Рим, прославив имя своего создателя.
Адель взглянула на Юлия и заметила, что он внимательно ее рассматривает, сохраняя на лице совершенно невозмутимое выражение. В этот момент к нему подошла молодая рабыня и, поклонившись, что-то тихо сказала.
– Ужин готов, – произнес он, по-прежнему скользя взглядом по фигуре Адель. – Иди за мной. – И медленно, размеренно ступая, направился в триклиний.
Помещение для трапез представляло собой прямоугольный зал, узкий и длинный, из-за сгущающихся сумерек освещенный четырьмя лампадами. На стенах тоже была изысканная, выполненная с превосходным мастерством роспись; особенно понравилась Адель красноперая тетерка, гуляющая среди зарослей лавра, фиалок и ромашек. Но основным персонажем