как о веселом приключении. За это Жанна еще сильнее полюбила Илью.
Приятель поехал домой, а Илью она повела к себе в общежитие. Соседка по комнате не рассердилась из-за их внепланового вторжения, наоборот, подмигнув Жанне, быстро собралась в гости.
Жанна уложила Илью в постель, накрыла тремя одеялами и шалью, надела на него носки из овечьей шерсти, но Илья продолжал настаивать на том, что ему очень холодно. Пришлось раздеться и лечь рядом. Они обнялись, Жанна принялась растирать ему спину, чувствуя, что любимого до сих пор колотит дрожь.
Он жадно целовал ее, прятал лицо у нее на груди, а Жанна, разгоряченная близостью его тела, вяло отбивалась, говорила, сейчас нельзя, что ему нужен покой, и, если он будет расходовать энергию таким образом, обязательно простудится и заболеет. Илья только смеялся в ответ.
…Потом он сразу заснул, а она встала, чтобы развесить и просушить его вещи. Проходя мимо зеркала, остановилась. В тусклом свете настольной лампы лицо казалось странным, чужим, каким-то постаревшим.
Я только что забеременела, – вдруг поняла она. – Через девять месяцев у нас с Ильей будет ребенок. Она посмотрела на кровать. Илья закутался в одеяло с головой, наружу торчала только коротко стриженая макушка. Жанна уставилась на эту детскую макушку с новым чувством. Теперь это не просто мой парень, он – отец моего ребенка. И Жанна вдруг почувствовала к нему острую, необъяснимую ненависть…
Глава третья
После массажа плечо почти перестало болеть, зато ныли все остальные мышцы, но это была бодрящая, приятная боль. Поблагодарив Сотникова и договорившись насчет следующего сеанса, Илья Алексеевич отправился в аудиторию.
Большой полукруглый зал с дощатыми полами и амфитеатром сохранился в неприкосновенности с довоенных времен. Деревянные парты совсем рассохлись, но администрация специально оставляла все, как есть, чтобы не убивать безликой офисной мебелью академический дух. За этими партами в разное время слушали лекции многие известные профессора, и сама атмосфера, несомненно, будила в курсантах интерес к учебе. Тяжелые черные портьеры были приспущены, в зале царил полумрак, так что Илья Алексеевич не сразу разглядел Колдунова, устроившегося по-турецки в первом ряду амфитеатра. Профессор щелкал пультом управления проектором и просматривал слайды на экране, подвешенном под самым потолком, над большой старинной доской. Заметив коллегу, он приветливо помахал пультом.
Илья Алексеевич устроился за соседней партой, чинно сложив руки на крышке, будто собирался слушать лекцию.
– Ян, ты можешь посоветовать хорошего гинеколога? – выпалил он, набравшись духу.
– Не вопрос. Сейчас найдем кого-нибудь.
– Мне не кого-нибудь, а очень хорошего, Ян. Для дочки нужно.
– Для Алисы? Сообразим.
Колдунов порылся в портфеле и выудил оттуда пухлую записную книжку, скрепленную резинкой. Сняв ее и послюнив указательный палец, он принялся перебирать разрозненные потрепанные страницы.
– Извини