Ану всё знает – всё, что творится здесь. Это редактор уж точно понял из того разговорца, который состоялся перед отлётом.
Нет, лично сир не присутствовал. Это правда. Но был нибириец, который сказал:
– Не беспокойтесь. Чтобы вы там не увидели, не удивляйтесь и, – с улыбкой, – не пугайтесь. Ничего без ведома сира Ану не сделается. Господин главком и господин управитель территорий нибирийцы разумные. У нас, сударь, монархия просвещённая, не забывайте.
И впрямь, как тут забыть, когда велели выбросить старые подшивки, где отчёты о массовых процессах. Действительно, к чему такая бяка в просвещённой-то монархии.
Но сказано – не удивляться, мы удивляться и не будем.
Глупые мы, что ли.
Глава колонии его не узнал. Или притворился? Встреча смутила. Сир Энки, вроде как высеченный из смуглого камня, но живой, как весенняя река, понравился ему.
Развороченная пустошь, саркофаги взорванных скал. Толпы полуголых рабочих. У всех какие-то особенные зубы на зачернённых лицах. От этого редактор особенно вздрагивал и… удивлялся.
Чёрная кожа – признак принадлежности к самому священному из родов Нибиру. А здесь – толпа и все…
Но уж, конечно, о чём написать, скрыв своё удивление, надеется, и вполне – Искренне Ваш, с пожеланиями и проч.
Масштаб трудов изумил и наполнил благоговением ко всему привыкшего редактора. Притом какая-то первозданность всех видов мускульных работ.
Обилие поджаренной, почти совершенной плоти. Он оттянул лацкан пиджака. Эти аннунаки с лопатами…
Энки легонько отпихнул морду Золотого и, переведя взгляд, сказал Нин:
– А знаешь, брат похож на леану. Да, да.
Нин всхохотнула, пригляделась.
– Эти волосы над воротом мундира, отчаяние оттого, что его не понимают с первого слова… да, Сушка, ты ведь переживаешь, когда папа сразу тебя не понимает… ну, ну. Тсс, у меня полон рот волос будет… а глаза с носом размещены этак. Глубина этакая в подглазьях. Вылитый леану. Сушка, а ну.
И он зажал лик зверя в руках, и тот замер, глядя Энки в глаза. Энки сказал убеждённо:
– Да, я не ошибся. Дядя Энлиль похож на тебя, малыш.
Энки звучно чомкнул Сфинкса в бархатный, благородно прямой нос, и тот фыркнул, приподнял губу и сдержанно порычал.
Энки, радостно рассмеявшись, отпустил его.
Десятнику Энки укоризненно сказал:
– Ты, брат, меня не бережёшь. Разрешаешь Сушке без спросу бегать. А тут редактор ходит. Не ровён час. А про меня в новостях потом скажут.
Редактор пугливо бодрился.
Энлиль мрачно успокоил:
– Сказали уже.
Нин нахмурилась.
– Это не шутки. Что там?
Энлиль очень и очень неохотно, поглядывая на сестру, которая, хоть и делает чудищ, а всё же он слишком любит её, чтобы тревожить, признался:
– Что тут нарушены права нибирийца. Что у нас рабство процветает. И что, не пора ли общественности взять под контроль