любили и этот момент, когда стоящий на середине церкви отец Сергий сам запевал своим красивым, хоть и не очень сильным тенором: «От юности моея мнози борют мя страсти, но Сам мя заступи и спаси, Спасе мой!» – и худощавый, стройный, в ловко сидящем голубом праздничном облачении, легко, почти стремительно, шел в алтарь.
Так он держался и такое впечатление производил не только в годы своей ранней молодости. Время приносило перемены. Не один год отец Сергий, наравне с прихожанами, работал в поле. Вечерами возвращался тяжелой походкой усталого человека, без подрясника, в одной пропыленной и пропотевшей ситцевой рубашке, с рассыпавшимися из-под самодельной соломенной шляпы волосами. И волосы стали уже не те – посеклись, поредели, и небольшая бородка превратилась в широкую, окладистую, с сильной проседью; и сам он отяжелел, опростился. (Надо сказать, что эту простоту крестьяне чрезвычайно ценили.)
Но и в это время в церкви он оставался прежним. Так же ловко сидело на худощавой фигуре праздничное голубое облачение, и такой же легкой и стремительной казалась походка.
За годы, проведенные вместе, интересы отца Сергия стали особенно близки к интересам прихожан, но и раньше он не отделялся от них. Раз навсегда он отказался от предложения, по примеру некоторых других сел, отвозить его к месту молебствия в поле на лошади.
– Пусть старики ездят, которым ходить тяжело, – отвечал он, – а я могу и потрудиться, пешком дойти. Мне дождь тоже нужен.
У отца Сергия не было привычки торопиться и во время будничных, заказных служб. Они совершались так же чинно, как и праздничные, только певчие-любители не приходили. Поэтому в будни и маленькие праздники, случавшиеся в горячую рабочую пору, на клиросе пел только псаломщик да иногда два-три особенно богомольных мужичка. Вообще же мужчины не отличались такой богомольностью, как женщины. В некоторые дни, например в родительские субботы, они считали посещение церкви необязательным для себя. Так шло до одного многим запомнившегося случая.
Как-то раз, не то на Троицкую, не то на Димитриевскую родительскую, отец Сергий возмутился. В воскресенье, на следующий день после родительской субботы, он сказал горячую проповедь, как следует пробрал мужчин, не желавших даже почтить память своих умерших, и объявил: в следующую субботу будет родительская специально для мужчин. Слово подействовало, на сверхуставную родительскую собралось много мужчин, да и женщины с удовольствием пришли вторично.
В день, назначенный для молебствия о дожде, напоминаний не требовалось; церковь была полна, и мужчин больше обыкновенного. Явились и старухи, и женщины с грудными детьми – не могут далеко пойти, так хоть в церкви и на кладбище постоят. Только не было ярких дорогих нарядов на девушках; одевались чистенько, но просто, чтобы потом легко было выстирать. И горячо, от души молились. Да и нельзя было не молиться. Вся служба от начала до конца была пронизана одной мыслью:
«Не хотяй смерти грешного… услыши