легким хлопком гридень исчез без следа. Цыгане вскочили на ноги и загалдели на своем языке.
Тве изумленно вскрикнул:
– Морок, ну надо же!
Сомбрэн, теневик, подделка, как ни назови, Сивухи здесь нет, и пропажа Тричара – не случайность, а организованная злой волей кража! Сосредоточенный на мыслях о невидимом враге, я собрался уходить, но дорогу мне преградили цыгане. Это смешно, когда шестиметровому сыну грома не дают прохода обычные людишки, да еще без всякого оружия.
– Чего надо? – грозно прикрикнул я на ромал.
Седой цыган, главный, похоже, вон какой пояс богатый, спокойно сказал:
– Товарищ ваш немало нам проиграл, а ты его спрятал – нехорошо. Долг надо заплатить.
– Вот сейчас получишь с процентами, – взял я его двумя пальцами за воротник.
Цыгане тут же разделились на группки, но не для того, чтобы сбежать, наоборот, для атаки. Как раз то, что доктор прописал. Но все оказалось не так просто, как хотелось бы. На руки мне набросили абордажные крючья на цепях. Каждую цепь держали по пятеро цыган. Как дети, ей-богу. А троллю на его четыре мускулистых конечности железа-то хватит? Седой цыган шагнул навстречу Тве и с ладони дохнул на него каким-то порошком. Тролль оцепенел, сидел смирно, как изваяние. Даже пальцем не пошевелил.
Я руки на груди скрестил: все, кто цепи держал, – вповалку. Крючья сбросил, двинулся к седому. А он меня ожидал: целился в меня из диковинного инструмента, похожего на деревянный шприц. Побрызгал из этой штуки на меня водичкой прохладной… И ничего. Схватил я его двумя пальцами, теперь уже за горло.
– Придавлю, как клопа… – начал было я стращать цыгана, да только все вокруг завертелось-закрутилось, земля ушла из-под ног, мое тело заскользило вниз, я отчаянно пытался за что-нибудь схватиться, под руку попалось грубое полотнище, на котором я и повис, болтая ногами. Перед лицом моим оказался круглый щит с четырьмя отверстиями.
Из неведомого далека раздался невыносимо низкий звук, от которого завибрировало все тело:
– И кто теперь, кто? – вернее:
– И-и-и кто-о-о те-е-епе-ерь, кто-о-о?
Оказалось, я висел на воротнике у седого, а щит перед глазами – только пуговица его рубашки. Меня уменьшили! Цыган аккуратно снял меня и посадил в коробок. В темноте, да не в обиде, бывало и хуже. Вот только я совсем голый и дел у меня по горло, некогда по сундучкам отлеживаться.
Увидеть свет мне пришлось довольно быстро, не прошло и часа, как мою временную тюрьму открыла девочка. Ее голос был потоньше, чем у седого цыгана, но все равно гудел, заставляя содрогаться требуху в животе и жидкость внутреннего уха в голове, так что легкое головокружение после каждого слова мне было обеспечено.
– Какой хорошенький пупсик! Надо его одеть, замерзнет, – пробасила «кроха».
Надо признать, что ребенок был прав – меня била дрожь, от стресса и холода просто зуб на зуб не попадал. Вид моих крошечных рук и ног повергал меня в пучину отчаяния, а на низ живота я просто не смотрел – не решался.
Девочка