и на себя всех работать заставили.
Мы три восстания подняли, толку нет, только огонь и железо на себя навлекли. Акиремцев из-за моря тьма приехала – не совладать. Пришлось котомки собирать – и кто куда. Тогда-то кафры нам порошок камбоны и впарили, мол, любого супостата вмиг в нэцке[11] превратит. Спешка была, вот и купили, а как уменьшенных в нормальный размер возвращать, не спросили. Сами-то кафры умеют, они так через моря путешествуют: один всех попутчиков своих порошком уменьшает, в мешок кладет и на корабль садится, а на берегу соплеменников своих в нормальных людей превращает. А как, мы не знаем, кафры сюда не ездят, нам же в Кнаар, да и вообще в Акирию путь заказан, акиремцы яйца отстригут. Так что не обессудь, витязь, если бы знал, как тролля оборотить, сразу бы сказал. Но ты не горячись, что у друга твоего взяли – все вернем и денег тебе отсыплем за неудобства, всегда тебе послужим так, как сам скажешь. Слово твое для нас теперь как приказ.
Закончив свою сбивчивую речь, Абрам-Бахти прокричал чего-то на своем, и дом наполнился шелестом шагов, двери открылись, и толпа евроцыган заполнила всю комнату и коридор перед ней. Дед дождался, когда все соберутся, и… встал передо мной на колени. Живая волна прокатилась через ряды чернявых голов, и беспокойная братия, что-то бормоча, простерлась ниц передо мной.
– Слушать витязя как меня и во всем помогать, – приказал патриарх, – а теперь – вон.
Евроцыгане быстро сгреблись и убрались, тихонько прикрыв за собой дверь.
– Я, Василий, по гроб жизни тебе благодарен буду за тот день, когда ты надо мной крышу обрушил. Моя новая жена портрет твой заказать хочет и в спальне поставить, да больно ты прыткий – то там, то сям – не угнаться. Ключницу спроси – художник через день к тебе бегает – эскиз сделать хочет. А друга своего ты спасешь обязательно, кафров найдешь, а они тебе не откажут, сынам грома они поклоняются как богам, проклятые язычники. Наши уже тарантас твой нашли, ждет он тебя у дверей. Подарки для тебя в него уже сложили: золото и картак с «пять-шесть» водой.
– Что за картак? – спросил я.
– Трубка, которой тебя Изя уменьшил, а потом и в размер вернул, – ответил Авраам, – воду эту где-то в Горной Жории, из подземных озер берут, в наших краях редкость, однако для тебя ничего не жаль.
– А чего же твой Изя Тве так же, как меня, не уменьшил? – задал я резонный вопрос.
– Не знал, как на тролльский организм «пять-шесть» вода подействует – могло ведь и не сработать, – развел руками старик.
– Слушай, а чего вы цыганами рядитесь, раз евреи? – поинтересовался напоследок я.
– Дак не любят нас в Славене, а к цыганам тут отношение особое: ни одна гулянка без них не обходится, вот мы с ромалами и договорились: город разделили да работаем по-тихому, – объяснил дед.
– Ладно, живите пока, только помни, если про кафров соврал – по ветру развею! – многообещающе попрощался я, взял Тве и пошел к выходу.
На улице меня ждал тарантас, груженный пожитками Тве, сундучком с золотом и красивым серебряным футляром с картаком.