капитана Шипулина. – Неужели и ты, Андрей, стал пить кофий на панских дворах да играть с поляками в таблеи?
Шипулин молчал, не поднимая глаз.
Колким взглядом Суворов зацепил в задних рядах офицера в польской шапке.
– Вот те на! – пропел он тонким голосом. – Уж вам и государева шляпа лоб жмет! Может, и кафтан под мышками тесен?
Суздальцы стояли, понурив головы. Суворов еще долго выставлял им на вид дурные их внутренние порядки – успокоение на обывательских квартирах и забвение службы.
– Есть кошелек? Кофий у пана готов? а боле вам ни до чего дела нет! – Он остывал медленно, отводя душу, внутренне чувствуя, что и сам повинен в случившемся. Ведь докладывал же ему Штакельберг о тревожном оживлении у Тынца, на австрийской границе? и разве не о том же говорил ему в Люблине польский подрядчик? – Господа офицеры могут итить, – сказал Суворов тише.
– А вы, ваше высокоблагородие, останьтесь.
Некоторое время он молчал, глядя снизу на рослого белобрысого Штакельберга.
– Избаловал вас, ваше высокоблагородие, господин Веймарн, – с усилием проговорил Суворов, – А ксендзы и бабы, – он возвысил голос, – повредили вам голову. Сделали чересчур добрым! – Генерал указал на толпившихся неподалеку офицеров: – Чего же мне с них спрашивать? Каков поп, таков и приход! Нет, ваше высокоблагородие, исправляйте провинность вашу, а потом – под суд!
Штакельберг налился краской.
– А сейчас извольте следовать за мною. Осмотрим замок, захваченный благодаря беспечности вашей.
Краковский замок был расположен на высоте, господствующей над городом. У подошвы холма текла Висла. За крепкою, в тридцать футов вышины и семь футов толщины, стеною виднелись шпили кафедрального собора и гребень полуразрушенного королевского дворца. Штурмовать замок без осадных орудий не представлялось возможным. Суворов приказал втащить несколько полевых пушек на верхние этажи наиболее высоких в городе домов и оттуда вести стрельбу. Военный инженер начал подводить к крепости две минные галереи. Гарнизону осталось надеяться на помощь извне да на удачные вылазки. 2 февраля осажденные внезапно напали на два поста. Первый с успехом отразил вылазку. Зато командовавший вторым капитан Суздальского полка Лихарев, занимавший с шестью десятками мушкетеров каменный дом в форштадте Рыбаки, еще до приближения неприятеля пришел в позорную и предосудительную робость. Сделав несколько выстрелов по конфедератам, он сказал солдатам, чтобы всякий спасал свою жизнь сам, и оставил пост. Рота, оказавшись без командира, в беспорядке бежала. К тому же полякам удалось зажечь предместье.
Это было около полудня, когда Суворов проснулся, разбуженный перестрелками и криками. Он вскочил на лошадь и помчался на выстрелы. Встретив бегущих, генерал остановил их и повел в штыки. Подоспела и мушкетерская рота суздальцев под командованием капитана Мячкова и поручика Парфентьева. Неприятель ретировался.
По