делают вид, что ничего не произошло.
Нам по-прежнему разрешают выходить на улицу не больше чем на час, группами по четыре человека, но даже за это время мы успеваем заметить, как Нью-Прентисстаун приходит в себя. Когда первая неделя моего ученичества подходит к концу, до нас доползает слух, что некоторых женщин даже начали выводить на полевые работы – большими группами, конечно.
Еще мы узнаем, что всех спэклов держат в загоне где-то на краю города, там они дожидаются «обработки», что бы это ни значило.
Старый мэр, говорят, работает уборщиком.
А про мальчика ни слова.
– Я пропустила его день рождения, – говорю я Мэдди, накладывая повязку на резиновую ногу. Она настолько похожа на настоящую, что ей даже дали имя – Руби. – Четыре дня назад ему исполнилось тринадцать. Я потеряла счет дням, пока лежала без сознания, и…
Слова застревают у меня в горле. Я затягиваю узел на повязке потуже…
И вспоминаю, как он перевязывал мне раны.
А я перевязывала ему.
– Уверена, он жив и здоров, – говорит Мэдди.
– Ни в чем ты не уверена, – вздыхаю я.
– Правда. – Девушка смотрит в окно на дорогу. – Но несмотря ни на что, в городе все спокойно. Войны нет. Несмотря ни на что, мы еще живы и работаем. Вполне возможно, что Тодд тоже жив и здоров.
Я затягиваю узел еще туже:
– Ты что-нибудь знаешь про синюю «О»?
Мэдди переводит взгляд на меня:
– Синюю «О»? Что это?
Я пожимаю плечами:
– Да так… увидела в блокноте госпожи Койл.
– Первый раз слышу. – Мэдди отворачивается к окну.
– Что ты там высматриваешь?
– Считаю солдат, – отвечает она и снова бросает взгляд на нас с Руби. – Отличная повязка. – Она улыбается, и я даже готова ей поверить.
Я иду по главному коридору, зажав под мышкой Руби: буду учиться делать внутримышечные инъекции. Мне заранее жаль ту женщину, чьей ягодице достанется мой первый настоящий укол.
Повернув за угол – коридор здесь доходит до центра здания и поворачивает на девяноста градусов в другое крыло, – я едва не врезаюсь в группу целительниц. Увидев меня, они замирают на месте как вкопанные.
За госпожой Койл толпится пять, нет, даже шесть целительниц! Я узнаю госпожу Надари и госпожу Ваггонер, госпожа Лоусон тоже здесь, но остальных трех я вижу впервые. Когда они успели прийти?
– У тебя что, нет работы? – спрашивает госпожа Койл с легкой досадой в голосе.
– В-вот, Руби. – Я виновато показываю ей ногу.
– Это она? – спрашивает незнакомая мне целительница.
И госпожа Койл, даже не представив нас, отвечает:
– Да, это та самая девочка.
С Мэдди мне удается переговорить только в конце дня, но не успеваю я и рта раскрыть, как она выпаливает:
– Я все просчитала!
– Ты не заметила, у одной из них был шрам над верхней губой? – шепчет Мэдди в темноте.
Уже глубокая ночь, свет везде погасили, а мы давно должны были разойтись по комнатам.
– Кажется, был, –