хлеба есть честь для нас, слуга Божий. И всем, чем в силах, мы обитель Павло-Обнорскую поддержим!
– За милость такую стану молить Господа нашего Иисуса Христа о благополучии сего дома, – поклонился боярскому сыну монах.
Трапеза продолжилась, закончившись общей молитвой в красном углу перед домовыми иконами.
– Я бы хотела исповедаться тебе, отче, – после домовой службы попросила милости Ксения.
– Приму с отрадой, мое возлюбленное чадо, – согласно кивнул монах. – Потребность сия душевная сама за себя о чистоте души твоей сказывает. Проводи меня до кельи моей, там и расскажешь.
– Грешна я, отче, ох как грешна, – покачала головой женщина, когда они с Пафнутием вошли в хорошо натопленную светелку под самой кровлей. – Прямо не знаю, как о сем и говорить.
– Тверда ли ты в вере своей, дочь моя? – спросил в ответ инок.
– Да, конечно, отче, – широко перекрестилась Ксения.
– Сие есть самое главное, – спокойно ответил Пафнутий. – В твердой вере нашей сила людей православных, и токмо отступление от нее большой бедой счесть можно. Все прочие прегрешения есть простительные ошибки, каковые и искупить несложно.
– Слаба я оказалась перед плотским искушением, отче.
– Как твой духовник я ведаю, что половина вины за сии проступки лежит на смертном, что по диаволову наущению тебя в искус блудный ввел и лишил судьбы обычной, человеческой. За то гореть ему в аду. Тебе же назначаю три недели «Отче наш» еженощно читать и покров для иконы Богоматери красивый вышить.
– А я уже вышила! – обрадовалась Ксения.
– Однако же от епитимьи наложенной, чадо, тебя сие не освобождает! – сурово ответил чернец.
– Я передам вышитый оклад в дар Павло-Обнорской обители, – немедленно решила Ксения. – Сама же сотворю другой!
– Волею Господа нашего Иисуса, принявшего на себя все грехи наши и смертию своею их искупившего, прощаю тебе, раба Божия Ксения, все твои прегрешения, – перекрестил женщину Пафнутий. – Ступай себе с миром и живи по совести.
После отпущения грехов Ксения с легким сердцем вернулась к себе, полная уверенности, что больше уже никогда и ни за что не отступится от праведной, правильной жизни.
Отец Пафнутий прожил на подворье Шестова полных две недели, каждый день отправляясь то к одним, то к другим прихожанам. И все эти дни Ксения проводила рассветы и вечера в молитвах, а дни – за вышивкой, либо помогая матушке по хозяйству.
Это было тяжко, ибо в памяти постоянно всплывали яркие, пронзительные глаза царского брата, его голос и задорный смех, тело еще помнило его ласки, лоно томилось сладким желанием. А демон-искуситель нашептывал о том, что вот он – хороший повод снова постучаться в заветные ворота, снова войти в жаркую опочивальню и утонуть в страстных объятиях. Ведь сделает она сие не для себя, а для Христовой обители, вымолив для нее хоть какие-то послабления, да для своего духовника, попросив для него какого-нибудь возвышения!
Однако