Если ты найдешь это письмо… Как я обрела смысл жизни, написав сотни писем незнакомым людям
маячил вблизи, кто-нибудь всегда брал на себя обязанность утихомирить дружеский круг.
– Тс-с-с… Мы больше не будем об этом говорить, – говорил этот кто-то. – Нужно перестать думать о «реальном мире» и просто наслаждаться моментом.
Все мы пытались избежать неизбежного: «Что дальше?»
Его звали Райаном. Мы познакомились на лекции по английскому. Он попросил у меня листок из блокнота. Этот листок с перфорацией по краю словно стал мостиком между нами. Он дал импульс всему остальному: мы случайно вместе вышли из аудитории, случайно начали разговаривать о заданиях и других поверхностных вещах. Мне понравилось, что у него розовело все лицо, когда он смеялся. В половине случаев я не собиралась идти туда, куда шел он, но выдумывала причины, только бы поговорить с ним подольше. Без особых стараний те десять минут между 10:20 и 10:30 утра – когда мы шли, разговаривая, туда, куда мне не нужно было идти, – стали лучшей частью моего дня.
Однажды вечером мы сидели в моей машине – я предложила подвезти его к дому, где он снимал квартиру. На улице лило как из ведра. Ехать было всего две минуты, но разговор все не кончался. Мотор работал вхолостую. Я выключила зажигание. Общение шло без каких-либо усилий. Дождь не прекращался. Щеки мои горели. Я боялась даже шевельнуться, боялась, что все это уйдет. Его губы продолжали двигаться, но у меня было ощущение, будто я сама исчезла. Неужели такое на самом деле может случиться? Неужели можно просто познакомиться с человеком – втянуться в разговор, который, кажется, длится и одну секунду, и целое десятилетие на одном дыхании, – и ты больше никогда не будешь прежней? Может ли контакт с незнакомым человеком быть настолько мощным?
Все мое нутро перевернулось. Когда я пишу «нутро», я на самом деле имею в виду «сердце». Никак не пойму, почему люди говорят, что чувствуешь что-то в сердце, когда в действительности просто нервничаешь так, что могла бы облевать другого человека с ног до головы. Во время этого разговора мое нутро завязывалось в узел. И именно нутро перевернулось, когда он произнес ее имя.
У нее было имя. У него уже была девушка. У них была история. И пока он рассказывал мне все больше и больше о своей подруге, я не находила в себе ни гнева, ни даже ревности. Я просто неотвязно думала про себя: Вот счастливица! Какая она счастливица, что у нее есть ты!
Пока он говорил о ней, внутри меня шевельнулась крохотная надежда, что когда-нибудь кто-нибудь где-нибудь будет так рассказывать обо мне. Его щеки будут гореть, а глаза станут во-от такими большими. Я знала, что хочу этого.
Надежда. Глядя, как он в тот вечер выбирался из моей машины и бежал к своему дому, я полагала, что этим чувством была надежда однажды обрести нечто подобное. Надежда донесла меня до двери моей квартиры, и мне было было наплевать, что дождь залил мне все лицо. Я думала, что это просто надежда. Но когда я в тот вечер скользнула в постель и попыталась уснуть, на меня накатило неожиданное чувство печали. Это было такое пустое, полое чувство. Какая-то