иногда приходила в голову крамольная по тем временам мысль, что это не страны воюют друг с другом, а просто люди с людьми. Одна страна, конечно же, может уничтожить другую страну, но не насовсем, не навечно. А вот когда человек убивает человека, то это конец! Конец полный, неизбежный и окончательный. Страну то восстановить можно, а вот человека не восстановишь, если его тело не жилец на этом прекрасном свете. Таковы были материалистичные мысли Вилора в то время.
Впрочем начальник госпиталя подполковник Ясенский верит в Бога и утверждает, что не всё так просто, как рисуют правящие материалисты-марксисты, и Душа человеческая вечна. Может он и прав. Однако сознание Зимина было более атеистичным, как атеистична была в то время почти вся страна и некий высший или присутствующий везде Бог для него был некоей абстракцией.
Любовь была сейчас рядом с ним и она затмевала не только бога, но и войну и смерть, которая также всегда была неподалёку, с ней сталкивались, порой уже и не обращая на неё никакого внимания.
Война стран есть просто продолжение войны людей, пусть и разноплемённых, и молящихся разным идеям, думал Вилор. Другие так и говорят, что война стран и есть война идей.
Но большинству людей плевать на идеи, лузгая семечки или жуя попкорн, подтверждением того служит хотя бы бравый вояка Швейк.
…Одна мысль одно время не давала Зимину покоя, особенно после следующего случая.
Иногда к ним в госпиталь привозили раненых немцев. Вот и теперь привезли раненого в ногу обер-лейтенанта танковых войск. Сопровождавший немца старшина поведал Ясенскому, что наши отбили танковую атаку немцев:
– Вот, что произошло, товарищ подполковник: танк, в котором находился теперешний пленник, был подбит и подожжён. Фрицы стали выскакивать из машины, их наши начали расстреливать из автоматов, после осмотрели на вопрос трофеев, а один фриц возьми, да и окажись живым, только нога задета.
Ну и ротный наш решил его взять, как трофей, как язык. Бедренная кость была задета, сестричка медсанбата быстро ему сделала укольчик морфия: сообразила, чтоб не страдал сильно. И вот доставили к вам. В штаб батальона сообщили, что взят язык, но тяжелораненый, и комбат дал добро на медсанбат. Вот я и стихами заговорил! Удачный день, – на лице старшины сияла улыбка.
В общем повезло всем, главное старшине, что языка взял, не беря его, и самому языку, что хоть жив остался. Правда, он потерял много крови, и повязка на рану, наложенная медсестрой, вся от неё набухла.
Пленного немца оперировал сам Ясенский, который через час показал Вилору пулю от ППШ, изъятую из ноги немецкого танкиста. Плен для этого человека оказался новой жизнью, вместо предполагаемой смерти.
Правда, пока обер-лейтенант был под наркозом и вследствие этого временно отсутствовал в этом мире в качестве себя. Он никак не мог знать, что его ждут лагеря, стройки военных и послевоенных