на него полагалась, фронтовой муж был в то время для неё полубогом.
В реабилитационную палату немца принесли два дюжих санитара. Зимину представлялось, что доза препарата должна быть соответствующей тяжести ранения. В данном случае повреждены были кости, поэтому доза должна быть максимальной. Но что такое эта максимальная доза, если вытяжка с одной железы составляла тысячную долю грамма? Вернее будет сказать, на фрица придётся потратить весь его скудный запас, ведь для получения мериллита, всего одного кубика раствора ему пришлось сделать около пятидесяти операций на ящерицах, лишив их собственной жизни ради продления жизни только одному человеку, и то врагу…
И тут на Зимина вновь накатило сомнение, но уже по другому поводу. Он уже было вознамерился сделать раненому первый укол чудесной сыворотки, как вдруг почувствовал, что зря ничего не сказал начальнику госпиталя Ясенскому. За почти два года работы и службы под его началом, Вилор проникся симпатией и даже любовью к этому удивительному для тех времён человеку, поэтому не сказать об опытах Бруно Михайловичу теперь показалось ему предательством:
– Я пойду к подполковнику, Эля, – сказал он жене, и та, подойдя, поцеловала его в губы нежным и преданным поцелуем, от которого Зимин ощутил не прилив гормонов, а благодарность и радость сердца, которое как бы охватили волны этих чувств.
Ясенский был у себя в кабинете один, просматривая последний номер «Красной звезды». Он обращался иногда со своими подчинёнными по старинному, по дореволюционному:
– Ну что, батенька, дорогой мой, ещё месяц, а может и меньше, и мы в Берлине!
Такое обращение к себе, человеку в два с лишним раза моложе подполковника, всегда смущало Зимина до побурения щёк.
Изнутри он смутился, да вида не подал, пришёл ведь с таким вопросом, что Ясенский вдруг сам его спросил:
– Что такой серьёзный, с немцем, что ль чего не ладно?
– Точно, с немцем, товарищ подполковник, – Вилор даже обрадовался такому обороту и продолжал, – но с ним всё в порядке, и думаю, будет ещё лучше.
Тут со мной небольшой непорядок… И Вилор выложил своему начальнику всё как есть. Наступило небольшое молчание, которое нарушил вновь Ясенский:
– Зря конечно, ты сразу всё не сказал. Если честно, то и не очень то мне верится в твой препарат. Но вреда от него уж точно не случится. Ты Зимин, человек даже более интересный, чем я предполагал. Давай, пробуй, но пока никому ни слова. Кто ещё в курсе дела, кроме нас с тобой?
– Элина.
– Понятно, я мог бы и не спрашивать, – Ясенский улыбнулся какой то доброй, понимающей улыбкой, которую Вилор так любил, – Это всё?
– Да.
– Тогда иди и приступай. Вечером придёшь ко мне и расскажешь о технологии приготовлении препарата.
– Разрешите идти?
– Ступай сынок, с Богом.
Окрылённый поддержкой, Зимин вернулся к себе