глубокие искристо-серые глаза, по странному совпадению такие же, какими она смотрела каждый день в зеркало там, в своей уютной реальности, где у нее был любящий муж и двое прекрасных детей, будто бы потемнели, как схватившееся льдом горное озеро.
Что ж, она давно сделала свой выбор, вопреки всему, что говорили про Виктора эти бездарные завистники младшие магистры и даже её собственный отец, чье место она заняла в Совете всего несколько месяцев назад. Семья – прежде всего, и отступать уже поздно. Легкий, еле заметный кивок головы – заодно с мужем, всегда, и пусть История рассудит, правы ли они.
Орел видел, как среди собравшихся на площади началась какая-то сумятица: они бросались резкими, острыми, как гарпуны, словами, кричали, махали руками и… боялись. Теперь они, наконец-то, стали похожи на людей, которыми выглядели только внешне – на тех, кто вот-вот потеряет всё, что ему дорого, а может, и собственную жизнь. Улетучилась их спокойная уверенность и праздное любопытство, уступив законное место настоящему всепроникающему страху.
Внезапно, будто ожидавшая именно этого момента, гора проснулась. Орел почувствовал это за мгновение до того, как ночь взорвалась мощным, идущим через толщу морских вод, оглушительным грохотом. Вершина горы раскрылась, словно тигровая лилия, что решительно, с треском превращается из невзрачного скрученного бутона в прекрасный цветок. Длинные и острые его лепестки – языки жаркого подземного пламени, в окружении мириадов искр вырвались из жерла, осветив огненным заревом контуры горы и облицованное золотом и орихалком здание Дворца у её подножья.
Затем вся земля пришла в движение, и из бурлящих недр ожившего вулкана поднялся столп плотного белого пепла, как будто хранящие остров боги, которым день за днем возносились молитвы и возлагались подношения на алтарях дворцовых святилищ, устремились на небеса, покидая обреченную землю.
Клубы раскаленного дыма поднимались к самим предвечным звездам, и лишь там останавливались, собираясь в огромное круглое облако. К желто-рыжему свету, источаемому плещущейся в горной воронке магмой, добавился ярко-белый блеск молний, пронзающих трепещущую растущую вширь и ввысь пепельную колонну. В ее причудливых клубящихся очертаниях, как в театре теней, проступали и тут же распадались на части фантасмагорические, пугающие и прекрасные образы.
Вот праматерь Европа на белоснежном быке плывет через океанские воды, чтобы впервые ступить на благословенную критскую землю, и дельфины пляшут в волнах и поют ей свои песни. Вот косматые медведицы Гелика и Киносура со страшным рыком отверзают пасти, охраняя колыбель с божественным младенцем Дием. Вот могучий герой Иасион впрягает в плуг свирепых быков, и погоняя животных копьем, вспахивает поле для Праматери Деметры – темные жирные комья земли разлетаются из-под бронзовой бороны, но вот он уже пал, сраженный перуном Вседержителя …
Орел завороженно смотрел на сменяющие друг друга в густых клубах дыма картины, и понял,