тюрингенцев бесстрашных и верных.
Форзете фризов отцом был могучих и храбрых.
Фригга, прекрасная, сладости полная, – мать, от Вотана,
Царственных франков веселых и славных наездников, ругов.
Но о рождении гуннов ужасные ходят преданья.
Готами правил король их и предок амалунгов.
Взял он в полон после долгих жестоких сражений
Женщин враждебного племени дальнего севера – финнов.
Финны понятливы, злобны, и многое знали их жены:
Ткали одежды и были в хозяйстве искусны.
Но и к делам нечестивым имели пристрастъе.
Знали они колдовать: порчу на скот наводили;
Жатву сжигать на полях плодоносных умели.
Град ворожбою своей накликали на нивы,
Порчу, болезни, пожар на жилища людские.
Много от них погибало народу. Рассудка лишали
Финские женщины чарами злыми воителей храбрых.
Готские юноши страстью пылать перестали к избранницам сердца,
Всюду мужья отвратились от жен, а грудные младенцы
Были не в силах сосать молоко матерей и кормилиц:
Кровью одною сочилися груди несчастных страдалиц;
Дети на свет появлялися в виде калек и уродов.
Ужас и гнев обуял наконец добродетельных готов.
Скоро решили они финских женщин, опасных чудовищ,
Смертью грозя им, изгнать из владений амлунгов великих,
Пусть не останется в готских владениях даже их пепла.
Готы на север далекий погнали злых ведьм беспощадно,
В мертвую степь каменистую, к самому морю.
Топи, болота, страну нелюдимую ту покрывали,
В гибельных там испареньях тлетворные зреют болезни.
Готы, махая мечами, прогнали туда чародеек,
Ждали, что там перемрут они жертвой лишений.
Только, на горе народов и целому свету,
Вышло иначе – и злобные духи, которых
Там водворил сам Вотан, дальше от рода людского,
Вышли из пропастей мрачных, тех женщин почуяв;
Выползли вдруг из зловонных болот, точно змеи,
Из бесконечных степей и пустынь каменистых.
Страстью нечистой пылая и похотью зверской,
В тесный вступили союз с нечестивыми женами финнов.
Мирным приютом служил не очаг им домашний,
Брачное ложе хребты лошадей заменяли.
Плод их союза был род отвратительный, жадный и грязный,
Весь искривленный, с косыми глазами и сердцем лукавым.
Но уж наездники вышли лихие из них на погибель
Людям. Проклятое семя размножилось сотнями тысяч:
Вот как явились на свет безобразные гунны и взялся оттуда
Род нечестивый проклятых существ, этой кары небесной!
Даггар в изнеможении умолк, потому что, постепенно воодушевляясь сагой, он уже не говорил, а громко пел заключительные строфы, все возвышая гневный голос и извлекая из арфы резкие аккорды. Его лицо пылало.
Ильдихо, желая успокоить жениха, положила ему на плечо белую руку, но в то же время с участием посмотрела на Эллака, который молча, неподвижно стоял