яцигов.
– Нехорошо, что гунны знают правду: они верят нелепому пророчеству, связанному с насильственной смертью от руки женщины.
– Тут нет ничего нелепого, – возразил старик, поднимая голову. И, твердо взглянув на повелителя, он прибавил:
– Пророчество вполне справедливо.
Аттила пожал плечами.
– Не сомневайся в том, – наставительно проговорил старик, поднимая указательный палец, – а главное, не расшатывай веру в народе. Ты сам – я с горем замечаю это – стал меньше почитать старинную веру отцов.
– Ну, это уж слишком сильно сказано. Я верую в бога войны, в бога мщения, который дал мне в руки мой меч. Я верю в предсказания наших жрецов по дымящейся крови военнопленных. В особенности, – прибавил он, улыбнувшись, – когда они предсказывают мне счастье и победу.
– Значит, – с неудовольствием возразил Хелхал, – ты веришь во все, что перешло к нам от отцов, насколько это тебе нужно. Берегись! Боги не позволяют издеваться над собой. Берегись, господин!
Не изменяя своей спокойной позы и только немного приподняв свою громадную голову, повелитель гуннов заговорил:
– Ты угрожаешь мне гневом богов, старик. Разве ты забыл, с кем говоришь, старик?
– Нет, не забыл. С Аттилой, перед которым трепещет земной шар. Но не боги и не старый Хелхал. Хелхал учил тебя ездить на маленькой лошадке, когда ты был малюткой; он продевал твои пальчики в гриву, учил сжимать кулачок и сам бежал рядом с конем. Лошадка была такая беленькая, послушная. Я подхватил тебя вот этими руками, когда ты однажды свалился с коня. Хелхал станет говорить тебе правду, покуда жив.
– Ты знаешь, я готов ее слушать.
– Не всегда. Характер у тебя, как плохо прирученный степной волк. Твое великодушие – непрочный намордник на нем. Хищное животное всегда готово внезапно сбросить его с себя.
– Да, да, – подтвердил Аттила как бы про себя. – Дикая кровь перешла мне в наследство от многих поколений, и потому ее трудно укротить. Но будь справедлив, старик. Вот видишь: тысячи народов преклоняются перед моим кнутом; бесчисленные боги, которым они служат: боги отцов наших, Христос, Иегова, Вотан, Юпитер, Перун. При этом и гунн, и христианин, и иудей, и германец, и римлянин, и венд, – каждый клянется, что его бог – есть бог истинный. Христианин позволит изрубить себя в куски, но не принесет жертвы чужим богам. Что же делать мне, владыке всех этих народов? Должен ли я верить в их богов, когда один исключает другого, или вовсе не верить ни во что?
Хелхал в ужасе поднял руки.
– Или я должен выбрать то, что лучше всего мне подходит и во что я могу верить без лицемерия и самообмана. Я именно так и делаю; а прежде всего верю в самого себя и в свою счастливую звезду. Но, конечно, я верю также и в того, кто избрал меня своим орудием. В мстительного бога войны.
И Аттила насмешливо посмотрел на старика.
Хелхал перестал сердиться и, с воодушевлением взглянув на своего господина, воскликнул:
– И в тебя верят больше, чем ты сам – твои