воззрения греческих отцов. Этот упорный консерватизм в некоторой степени объясняет, почему развитие идеи римского первенства на Западе так долго оставалось незамеченным на Востоке. Восточные Церкви всегда признавали особый авторитет Рима в церковных делах, и на Халкидонском Соборе подчеркнуто провозгласили папу Льва преемником Петра, что не помешало им осудить монофелитство папы Гонория на VI Вселенском Соборе в 681 г. Даже в IX в. они не понимали, что их предыдущие бурные одобрения расценивались Римом как формальное признание его первенства и власти (primatus potestatis)[149].
Византийцы единодушно признавали высокий авторитет «ветхого Рима», но никогда не воспринимали его как абсолютную власть. Престиж Рима не определялся, на их взгляд, только «Петровым» характером этой Церкви. Они действительно считали знаменитое 28-е правило Халкидонского Собора одним из основополагающих для организационного строения Церкви: «Отцы по справедливости предоставили преимущества ветхому Риму, поскольку он был городом императора и сената…»[150] Таким образом, авторитет Рима был результатом как церковного согласия, так и тех исторических реалий, которые Церковь полностью признавала важными для ее собственной жизни, а именно существования христианской империи. То, что, по преданию, папа рассматривался как преемник Петра, никоим образом не отрицалось, но и не являлось решающим фактором. На Востоке существовало несколько «апостольских престолов»: разве не был Иерусалим «матерью всех Церквей»? Разве не мог и епископ Антиохии претендовать на именование его преемником Петра? Однако, как установлено 6-м правилом Никейского Собора, эти Церкви занимали третье и четвертое места в иерархии «преимуществ» Церквей. А причина, по которой Римской Церкви было предоставлено неоспоримое старшинство над другими апостольскими Церквами, состояла в том, что ее «апостольство», восходящее к Петру и Павлу, фактически соединялось с положением столичного города, и только совокупность обоих факторов дала римскому епископу право занять, с согласия всех Церквей, главенствующее место в христианском мире[151].
Как уже было сказано, христианский Восток долго не замечал, что в Риме это первенство авторитета и влияния постепенно преобразовывалось в более отчетливую претензию. Наша задача сейчас – проанализировать, какова была реакция византийцев, когда они наконец поняли истинную сущность проблемы, когда осознали, что спор вокруг Filioque – не единственный камень преткновения между двумя половинами христианского мира и, более того, что решить этот догматический спор невозможно, не имея общего экклезиологического критерия.
Такова была общая историческая ситуация, когда проблему Петра наконец осознали христиане Востока. В их концепции природы первенства в Церкви идея «апостольства» играла не первостепенную роль, так как сама по себе она не определяла реальный авторитет Церкви[152]. Поэтому личное служение Петра и проблема его преемства