снилось, что вместе с Колей Рахмановым они танцуют на незнакомой просторной сцене. И даже не сцена, нет – цветущий, туманный луг…
Она беззаботно срывала цветы, собирая букет, и спохватилась, когда услыхала аплодисменты зрителей. Подозвав Колю, она побежала к нему навстречу – ноги путались в лоснистой холодной траве. И вновь они с Колей танцевали. (В какой-то момент Матильда вдруг с ужасом поняла, что напрочь забыла свою партию, – она не помнила ни единого движения). О, этот кошмар забытой роли – кто из артистов хоть раз не испытал его?
Неподалеку бежал ручей: не нарисованный, как это обычно бывает в театре, но настоящий, быстрый, прохладный.
– «Пить, хочу пить… – Облизывая пересохшие губы, она постоянно оглядывалась на бегущую воду. Коля, в которого во время их совместных репетиций она была немножко влюблена, спеша ей угодить, побежал к ручью (и при этом не забывал держать руки во второй позиции). Матильда стояла и смотрела ему вслед. Он вернулся с полной кружкой – той самой, белой с двумя синими зайчиками. Величавым театральным жестом Коля приложил руку к сердцу и раскланялся перед публикой. Вдруг кто-то (она точно знала, что не Коля) позвал ее по имени, – она завертела головой, припоминая, кому мог принадлежать этот голос.
Публика, явно недовольная заминкой, зашикала, засвистала…
Музыканты несколько раз принимались играть, – но отчего-то у них не ладилось, и все выходило что-то фривольное, почти неприличное. Оркестр то и дело сбивался, замолкал – потом начинал все заново… публика смеялась, и Малечке казалось, что смеются над нею. Потупившись, она стояла с кружкой в руках, – и отчего-то ей было неловко, совестно.
– «Вас ожидает большое будущее», – проговорил Коля; и она вдруг подумала, что не испытывает к нему никаких чувств. Постойте, – да это и не Коля вовсе. Но кто же, кто? Молодой человек, не обернувшись, уходил от нее прочь. Глядя ему вслед, она залпом осушила кружку. Вода не утоляла жажды, то была сухая – совершенно сухая вода. Раздосадованная Матильда отбросила пустую кружку, с раздражением топнула – и почувствовала, что поднимается над сценой. Она попыталась встать на ноги, но кругом был воздух, только воздух. Легкое платье трепетало и струилось на ветру, – так что приходилось обеими руками придерживать взвивавшуюся юбку.
И вновь она услыхала аплодисменты.
– «Мне аплодируют, потому что другие так не умеют. Теперь уж и публика меня не видит – слишком высоко. Отчего театр – и вдруг без крыши? Меж тем летать вовсе даже не трудно! И как это я раньше не догадалась? Ведь ничего нет проще… и почему только не летают люди? – Она решила, что прямо сейчас изобрела рецепт свободного полета.
– Всего-то и нужно – оттолкнуться ногой от земли, и лети себе как птица!» Она грудью раздвигала упругий, тугой воздух, разглядывая зеленеющий внизу луг и голубую ленту ручейка.
Шурша шелковистыми крыльями, промахивали мимо