и лежа на суку, слившись с ним, вытянувшись и застыв, ждет своего часа. И потом одним молниеносным прыжком получает то, что принадлежит ей по праву – победу. Как правило, добыча не успевает понять, откуда же пришла смерть. Но если рыси доводится биться с сильным противником, который увидел ее, подготовился – тут надо действовать по-иному.
Редко кто из зверей может выдержать пристальный взгляд желтых рысиных глаз. Рысь может шипеть, завывать диким мявом, дыбить холку, запугивая противника. Но холодные, безразличные глаза будут цепко, не отрываясь глядеть в мятущиеся глаза врага.
Один раз Велислав видел, как на узкой звериной тропе нос к носу столкнулись рысь и здоровенный кабан. Уступать дорогу не хотел никто. И победила рысь. Она казалось, проникла в маленькие глазки вепря, нашла слабину в его сердце, и кабан, хрюкнув, попятился. Рысь смогла овладеть его душой, сломить и подчинить ее себе.
Велислав запомнил эту встречу. И прежде всего решил выяснить, в чем слабость дикарей.
Все дело в том, что беженцы – все как один – рассказывали диковинные вещи. Бруктерам, казалось, неведомы ни боль, ни страх.
Темноликого дикаря можно было изрубить на куски, а он – продолжая сражаться – не издал бы ни стона, ни звука.
Слышался лишь хруст ломаемых костей, и жутковатый скрежет вспарываемой плоти. Бруктеры бились молча и, идя на приступ, не подбадривали себя, не испускали положенного боевого рева или воя. С их стороны несся лишь мерный рокот барабана, и порой тоскливое завывание рога.
Опять же – той жути, тех ужасов, что порой насылали на орду колдуны закатных стран, не смог бы выдержать ни один человек. Но дикари не обращали никакого внимания ни на бьющие в них молнии, ни на огненные вихри, ни на падающие сверху острые ледяные сосульки. Да и прочие колдовские чары на них не действовали. Все колдовские ухищрения пропадали впустую. Бруктеры мерным шагом шли дальше, вминая в землю побитые трупы соплеменников. А проткнутый стрелами, изрубленный, спаленный огнем дикарь все равно продолжал сражаться, глядя на противника пустыми, безжизненными глазами.
И причину этой безжизненности выяснил Велислав. Выяснил и понял, отчего живые дикари – мертвы. И поняв, сумел вернуть им и жизнь, и душу….
Ко времени, когда на закатные страны обрушилась эта небывалая напасть, Велислав вырос. Из познающего жизнь мальчика, он превратился во взрослого парня, а затем – как-то незаметно – в молодого мужчину. Велислав многому научился, многое познал. К двадцати годам он уже стал и хорошим охотником, и следопытом.
Еще с раннего возраста, с младых ногтей, Велислав выделялся средь сверстников и решительностью, и сообразительностью.
И грамота, и счет, и письмо, в общем – все то, чему обязательно учили альтидских детей, черноволосому смекалистому мальчишке давалось легко и играючи. У Велислава оставалось много времени, чтобы бродить по лесу. Уже подростком для него почти не существовало тайн, скрываемых под сумрачным лесным покровом. И в двадцать с небольшим