приготовился, расставил ноги, уперся покрепче и перехватил конец обеими руками.
Прозор резко потянул. Но тут своих сил не рассчитал, или – скорее всего – не ожидал, что так получится. Думал, что веревка и вправду на чем-то висит.
Милован, уж на что крепко стоял, но тут не удержался. Чуть не влетел со всего маху в туман! Пробежал несколько шагов и еле устоял на ногах. Будто веревку жеребец дернул, а не человек! Силушки у Прозора – немеряно!
– Тише ты, Прозор! Уволочешь!
И к Миловану, словно оживши, потянулись туманные языки. Заиграли радужными сполохами, будто приветствовали парня.
– Вот что, ребята, – сказал Любомысл. – Стойте покамест смирно, да веревку как дėржите, так и держите. А я по ней схожу. Посмотрю – что и как. Ясно, что не за что она там не зацепилась. Но может просто, навроде как вокруг столба, окрутилась? Хотя, как? Ты ж говоришь, прямо шел.
– Я с тобой. – И Борко тоже захотелось посмотреть, как заиграет красками туман и что внутри него. Тоже в Радужный Путь пойду.
– А я? – спросил Добромил и осекся. Для этого стоило лишь посмотреть на Прозора. Взгляд венда говорил – не пустит! Умрет, но не пустит. Княжич легонько вздохнул. Он-то чувствовал, что в этом тумане ничего плохого его не ждет. Там не преддверие пекла.
Любомысл распоряжался.
– Идем, Борко. Только не торопясь. Сторожко. Да за нож там не хватайся, и меч не трогай. Думаю, оружие в нем без надобности. Все равно скоро обратно выйдем. – Любомысл безнадежно махнул рукой.
Старик и парень скрылись в тумане. Любомысл неторопливо перебирал щетинистую веревку. Борко шел сзади. Венды поражались: как и говорил Прозор, поначалу своего носа не увидишь. Ставили ноги на ощупь. Не хотелось ковырнуть землю подбородком.
Скоро присмотрелись. Чем дальше заходили, тем отчетливей проявлялись камни под ногами. Но в этом диковинном месте их окружала странная глухая тишина. Казалось, туман гасит любой шорох. Будто вата.
Шли недолго. Любомысл резко остановился.
– Мд-а-а… – протянул старик. – Смотри…
Голос его звучал странно. Глухо, будто из-под воды.
Борко выпучил глаза. Перед ним – обрываясь прямо в воздухе, будто ровнехонько обрезанные – висели два конца веревки.
– Это как, Любомысл? Кто ее перерезал? На чем висит?
– Не больше твоего знаю. Дальше идем. Только вот что. Я наш конец чем-нибудь обозначу.
Недолго думая, старый мореход отстегнул от пояса тощий кошель и прицепил его на веревку. Потерять его и обеднеть он не боялся. Все серебро он уже давно по укромным местам распихал. Не к чему все держать в одном месте, раз оно таким замечательным оружием против нежити оказалось. Пусть под рукой будет: в поясных кармашках, в складках одежды, за широкими кожаными наручьями.
Кошель сиротливо повис на веревке. Любомысл перевел дух. Страшновато шагнуть дальше. Вдруг и его разрежет пополам. Хотя, Прозор же целым вернулся. Старик опасливо сунул вперед руку. Медленно коснулся невидимой преграды пальцем. Ничего страшного не произошло.