тоже больше не ездила с ним, она опять вернулась на работу[38]. Найл прошагал по кабинету мимо поста медсестры и зашел в помещение с ультрафиолетовой установкой, где обычно мало людей. Если он сможет провести здесь достаточно времени, до возвращения в приемную, то отец, возможно, решит, что не стоит отправлять его обратно в школу. Он может отвезти его в космический научный центр, где они будут вместе ходить по залам, стоять под усыпанным мелкими звездами куполом планетария, и Найл будет закидывать назад голову, вглядываясь в далекую космическую высь и чувствуя себя в безопасности в своих бинтах.
Найл проехался пару раз на лифте. Он специально медлил в коридоре. Прошелся мимо ультрафиолетовых установок, наблюдая за синими людьми, лежащими под их лучами. Он добрел до автомата с напитками, но вспомнил, что в карманах нет денег, поэтому удовольствовался фонтанчиком для питья. Подумав, что пора возвращаться к папе, он повернул обратно к приемной и уже собирался открыть дверь, когда до него донесся женский голос:
– Мне нравятся ваши художества.
Найл резко вздрогнул и отступил от двери. Ему знаком этот голос, он уверен. Он принадлежал женщине, которая приходила, как и они, по средам со своей дочерью, уже почти девушкой. Она носила женский брючный костюм, длинные волосы зачесаны на одну сторону, и ее туфли постукивали по больничному линолеуму. Она всегда приставала к папе Найла с разговорами, и порой Найлу так и хотелось сказать: «Оставьте его в покое, не видите, что ли, он работает, разбирает бумаги».
– Ради определенности[39], – донеслось до мальчика тихое ворчание отца, вероятно, он поглощен чтением, – кто говорит, что они мои?
– А как иначе вы поняли, о чем я говорю, если они не ваши? – опять вопросил женский голос.
– А кто говорит, что я знаю, о чем вы говорите?
– Я заметила, как вы глянули на стену, когда упомянула художества…
– Какую стену?
– …и это доказывает, что они – ваших рук дело.
Короткая пауза. Найл представил, как отец устремил на женщину пронзительный насмешливый взгляд.
– Неужели доказывает?
Найл разглядывал информационный стенд. Совет о защите от солнечных лучей для чувствительной кожи. Реклама антибактериальных лосьонов. Способ наложения повязок на лицо.
– Ладно, – продолжила приставания женщина, – где ваш сын?
– В процедурной.
– Он пошел туда самостоятельно?
Отец, должно быть, просто кивнул в ответ.
– Послушайте, я не собираюсь обвинять вас в причастности к изменению этих постеров. Мне просто захотелось подумать об этом. Кому захочется смотреть рекламу продукции для больных экземой, представленную детьми с охренительно безупречной кожей и…
– Не мне.
– Не вам. И не мне. И никому из нас. Браво, – заключила она, – поэтому я и высказалась.
«Охренительно» – это слово впечаталось в память Найла, как чертежная кнопка. Так говорят дети в школе. Один из учителей