шпорой. – Ты теперь не просто слуга, а особо ценная для Монсеньера персона. Поэтому отныне ты тоже будешь под наблюдением и охраной. Я должен знать – где ты, в любое время дня и ночи.
– Да, монсеньер.
– И будь готов выходить с охраной. Я выделю человека, он будет тебя сопровождать.
– Как-то непривычно.
– Ты будешь выглядеть, как личный слуга с лакеем в помощниках, мало ли какие дела у тебя могут быть. Он не будет обвешиваться оружием напоказ, когда будет следовать за тобой, но оно у него будет. Да и тебе не помешает. У тебя есть кинжал?
– Нет, монсеньер.
Он встал со стола, долго копался в гардеробе и наконец подал мне маленький стилет и к нему ножны из твердой кожи.
– Мелкий мерзавец, но спасти может, если знать, как им пользоваться.
Следующие четверть часа Жюссак учил меня бить в яремную жилу – спереди, сбоку и сзади.
– Хорошо, – одобрил он наконец. – Ножны спрячь в рубахе.
– Как?
– У ворота. Чтоб быстро достать. Придется пришить потайной карман на все твои рубашки, смотри, – он вынул из сундука чистую рубаху и показал в обтачке ворота пристроченную сверху вторую полоску канта.
– Вот, гляди, – расстегнув одну пуговицу на камзоле, он отогнул ворот своей сорочки и наклонился ко мне, обдав меня запахом свежего пота, я увидел крошечный кинжал, вместе с ножнами плотно сидевший в потайном кармане на груди. – Надо тебя стрелять научить, вот что.
– Зачем?
– Ну а вдруг что. Ты ведь можешь оказаться последним щитом Монсеньера. Глупо иметь под рукой пистолет и не уметь выстрелить. Хотя, – он усмехнулся, – если рукоятью в лоб заедешь – тоже сгодится. А верхом ты ездить умеешь?
– Да, немного, – мой брат Ансельм, кроме соколиной охоты, научил меня держаться в седле даже на галопе, хотя я не видел в этом ничего сложного и лошадей не боялся.
– Монсеньер велел дать тебе коня.
Пока мы шли на конюшню, я радовался: вот они, несметные блага, которыми, по слухам, осыпают фаворитов их покровители! Лучшие скакуны, драгоценности, шелка и бархат… Деньги и титул! Титул, который можно передать по наследству…
Кому я собрался передать по наследству титул, я не успел придумать, потому что Жюссак, кивнув конюху и спросив «Где Криспин?», подвел меня к деннику и показал небольшого гнедого жеребчика.
Видимо, я ожидал увидеть более помпезный дар – не знаю, в пурпурной попоне или с серебряными подковами, – но Жюссак ткнул меня в плечо со словами:
– Да хороший конек, выносливый и послушный. Трехлетка. Седлай – увидишь.
Я шагнул в стойло и погладил мягкие черные губы коня. Он смотрел на меня своими большими карими глазами, доверчиво и чуть застенчиво. Я осторожно потрогал длинные толстые волоски на его морде, жалея, что мне нечем угостить моего нового друга. Жюссак вынул из-за обшлага яблоко и протянул мне. Я положил яблоко на твердую ладонь с отогнутыми назад пальцами – чтоб конек случайно не схватил зубами – и наш пакт о сотрудничестве был подписан.
Жюссак одобрительно наблюдал