поднял карточку, даже не взглянув на нее, и побежал к д'Асти.
– Шевалье, – сказал он, – я дерусь завтра утром, в семь часов, на шпагах; бой будет насмерть. Вы мой секундант. Не расспрашивайте меня и ни о чем не старайтесь узнать. Пусть эта страшная тайна останется между мной и моим противником.
Генерал де Рювиньи взглянул на карточку своего противника и прочитал: «Маркиз Гонтран де Ласи».
– Гонтран де Ласи! – вскричал он. – Сын лучшего моего друга, сын человека, спасшего меня три раза от смерти. Ах!..
Генерал зашатался, как человек, которого поразил удар грома, и оперся на д'Асти, чтобы не упасть.
– Пойдемте, – прошептал он хрипло, – пойдемте… Я боюсь сойти с ума!
XVII
В то время, как генерал уходил из театра под руку с шевалье д'Асти, Гонтран де Ласи – это действительно был он – тоже вышел из театра в сопровождении полковника Леона, которого читатель, без сомнения, уже узнал. Они направились по улицам Сент и Парадиз к отелю, находившемуся на углу площади Бонапарт.
Гонтран вошел в комфортабельное помещение в нижнем этаже, где он с утра поселился вместе с Леоной, и прошел в залу, примыкавшую к спальне. Гонтран был бледен, глаза его лихорадочно блестели. Полковник, наоборот, был холоден и спокоен, как человек, вполне довольный собою. Он даже насвистывал сквозь зубы финал из последнего акта «Семирамиды».
– Полковник, – сказал де Ласи, бросаясь на оттоманку, – понимаете ли вы, что мы сделали подлость!
– Это несчастное совпадение!..
И полковник спокойно пожал плечами.
– Убить его, – продолжал Гонтран, – разве это не значит оскорбить память моего отца?
– Согласен! Но разве вы не замечали, – холодно продолжал полковник, – что когда возвышенные чувства вмешиваются в прозу нашей жизни, то мы делаем глупости?
– Как это? – спросил Гонтран.
– Дорогой мой, если вы начнете говорить фразы о дружбе, уважении к памяти предков и прочее, то кончится тем, что слезы выступят у вас на глазах; вы расстроите себе нервы, лишитесь сна, завтра рука ваша будет дрожать, в глазах появятся красные круги, и вас убьют. Вот до чего доводит поэзия.
Полковник рассмеялся.
– Итак, я должен драться?
– Конечно, если вы не захотите носить на щеке прикосновение генеральской перчатки, да притом вам, наверное, не улыбается драться с шестью членами общества «Друзей шпаги»?
– О, какая низость! – прошептал Гонтран вне себя.
– Мой бедный друг, – сказал полковник сочувственно, – вы еще недостаточно закалены и придаете слишком много значения предрассудкам. Но это пройдет со временем, будьте уверены.
Гонтран не отвечал; он опустил глаза, как преступник, выслушивающий свой смертный приговор.
– Теперь, мой дорогой друг, – продолжал полковник, – если вы захотите выслушать меня, то ляжете в постель и заснете, предоставив мне разбудить вас. Я выберу шпаги и закажу карету. Доброй ночи, прощайте.
И полковник вышел, продолжая напевать арию. Гонтран долго не мог прийти в себя. Наконец, он понял весь ужас ассоциации, в которую он вступил