лучших, толстых, сухих бревен. Окошки украшены резными наличниками. Местный умелец, резчик по дереву, сделал красивую дубовую мебель в доме..
Было у него 2 сына и дочь, Егор, Федор и Марфа. Марфа была самой богатой невестой на селе и слыла красавицей. Дружила она с дочкой не менее зажиточного крестьянина Кузьмы Сормова – Натальей, которая не уступала ни в чем Марфе, а где-то и превосходила ее. Наталья была девушкой достаточно образованной, что было редкостью для села.
Она дружила с Матушкой Игуменьей монастыря, образованной монахиней, получившей хорошее образование в Петербурге. Матушка давала ей книжки из своей библиотеки, а при оказии привозила из города новые. Так что все парни на селе грезили об одной и другой, но понимали, не каждого примут в зятья их отцы. А те прочили видеть сватов далеко не из села, а породниться со знатным родом из ближнего города. Только где же теперь эта знать? Советская власть все поменяла, кому раньше был почет и уважение, с кем поздороваться за руку было за счастье, теперь боится сам руку протянуть, того гляди отхватят вместе с рукой и упекут в тар тарары..
Дождавшись темноты, Семка пробрался в село. Выйдя из леса, пригнувшись и перебежав поле с озимыми, он решил сократить путь и пробраться огородом Корневых к своему проулку, а там он и дома. Забежав за угол конюшни, он вдруг услышал голоса. Испугавшись, он притаился у стены. В это время пес громким лаем известил хозяина, что у него во дворе чужие. Семка замер от страха и вместо того, чтобы бежать, присел за кустом терновника. Корнев с керосиновой лампой вышел из сарая, за ним вышел Кузьма Сормов, который поспешил домой. Корнев осмотревшись, хотел было уже уйти, но в это время Семка, как назло, то ли от страха, то ли от сырости, громко чихнул. Корнев в два прыжка очутился около Семки, схватил его за шиворот и стал трясти,
– Ты че тут делаешь, щенок сын, что слышал, говори, не то сейчас тут и порешу.
– Я ничего не слыхал, я домой иду, – еле выговаривал Семка.
Корнев продолжал его трясти и из – за ворота его старенького пиджачка выглянул уголок бархатного кисета, который тут же оказался в руках у Корнева.
– Не тронь, это мамке моей подарок, отдай – бесновался Семка
Корнев сжал Семку в охапку, вытащил брошь из кисет и с удивлением посмотрел на Семку.
– Где украл паршивец – потом как бы одумавшись, что украсть такое не у кого, более спокойно спросил,
– Где нашел? Укажешь, мамке твоей я лучше подарю —
Семка молчал
– Где нашел, спрашиваю, сукин сын, на озере был?
Семка упорно молчал.
– Ну, вот что, ты подумай до завтра, посидишь тут пока в сарае, а я тоже подумаю как с тобой быть или в тюрьму за кражу вместе с братками или они о тебе вообще не узнают.
С этими словами, он связал Семку, перетащил его в сарай, привязал к столбу стойла лошади и ушел в дом.
Придя домой, он стал разглядывать найденную