интересного, и Дональд спихнул всю кипу в мусоросборник. Прихлебывая виски, он почувствовал на себе взгляд Нормана и выдавил улыбку.
– Где Виктория? – поинтересовался он за неимением другой темы для разговора.
– Принимает душ. От нее пахнет, и я ей так и сказал. – Тон у Нормана был рассеянный, но за словами Дональд различил обратный снобизм современного афрама.
Ах ты грязная черная свинья…
Поскольку Норман был явно не склонен продолжать разговор, Дональд задумчиво перевел глаза на картинку «Полноголографики» на полу. Ему вспомнилась прошлая «приманка», которую Норман оставил лежать в общей комнате: в ней утверждалось, будто в Бюро способны провести точный генетический анализ на основании всего лишь обрезков ногтей одного из родителей обследуемого. Ложь была настолько вопиющей, что Дональд подумал было, не сообщить ли о ней в Бюро по охране прав потребителей. Даже в наш век евгенической благодати шансы доказать, кто ваш отец – один к трем, что уж говорить о том, чтобы проследить индоевропейские корни в преимущественно афроамериканской наследственности.
Но он все же решил не подавать жалобу из страха скомпрометировать свое прикрытие.
Боже, да знай я, какая это будет одинокая жизнь, я бы наверное…
– Привет, Дональд, – сказала Виктория, выходя из ванной Нормана в облаке пара и духов «Двадцать первый век» от Арпеже. Пройдя мимо него, она вызывающе положила ногу на колени Норману. – Понюхай меня теперь. Подойдет?
– Подойдет, – не поднимая головы, ответил Норман. – Теперь пойди оденься.
– Вот гнусный тип. Жаль, что ты мне нравишься.
При звуке закрываемой двери Норман прокашлялся.
– Кстати, Дональд, я все хотел тебя спросить. Ты собираешься что-нибудь сделать для…?
– Когда найду кого-то подходящего, – пробормотал Дональд.
– Ты уже несколько недель это твердишь, черт побери. – Норман помялся. – По правде сказать, я подумывал, может, мне лучше пустить вместо тебя Горация. Насколько я знаю, он ищет свободный татами.
Внезапно встревожившись, но скрыв свою реакцию, Дональд посмотрел прямо в лицо своему соседу и поверх него вдруг увидел ясно наложенным, так ясно, словно она еще не ушла из комнаты, лицо Виктории: натуральная блондинка исключительно скандинавской внешности – женщин другого типа Норман в квартиру не приводил.
Он это серьезно?
Его собственная последняя постоянная по имени Дженнис была его любимицей: не просто терка, обрабатывающая сеть менеджеров высшего звена, как большинство к ним приходивших, а сильная и независимая личность, женщина почти сорока лет, родившаяся в Тринидаде. Он не заменил ее отчасти из-за отсутствия желания, отчасти из-за ощущения, что не скоро найдет ей равную.
И снова он почувствовал смятение, почти тошнотворную растерянность: уж такого в собственном доме он никак не ожидал. Он-то вообразил, что верно оценил характер Нормана, записал его