– без предупреждения иного, нежели дрожь иглы на бумажной ленте, – рухнуть от ярости Дедушки Лоа, дремлющего у пролива Шонгао. Древний вулкан мирно спал с самого 1941 года, но рынок вулканчиков благовоний все равно процветал.
– А теперь я хотел бы, – сказал Сугайгунтунг орангутангу, – чтобы ты пошел в комнату с синей дверью. Понял? Синей! И заглянул в каждый ящик стола, пока не найдешь свое изображение. Принеси мне его. И поскорей!
Орангутанг почесался. Он, пожалуй, был не самым привлекательным представителем своего вида. Нежелательный побочный эффект наградил его плешивостью, и живот и часть спины у него были голыми. Но, обдумав инструкции, он послушался и, переваливаясь, побежал к двери.
Самым важным из четырех посетителей доктора Сугайгунтунга и единственным, который сидел, был массивный мужчина в простом серовато-белом костюме, его стриженные ежиком волосы покрывала традиционная черная шапочка. В надежде на скорое одобрение Сугайгунтунг обратился к нему:
– Уверен, вы признаете, что это демонстрирует его способность выполнять голосовые команды, а также распознавать цвета, обычно не воспринимаемые особями его вида, и, более того, отыскивать свое собственное изображение среди всех прочих. Учитывая сложность проблемы и короткий срок, отведенный на ее решение, это подлинный прорыв…
Посетитель носил с собой короткую трость. Желая поменять тему разговора, он ударял ею по ботинку. Именно это он сделал сейчас – со звуком, похожим на щелчок кнута. Рефлекторно, словно собака Павлова, Сугайгунтунг умолк.
Посетитель встал и в пятый или шестой раз обошел лабораторию, особо задержав взгляд на рамах на стене. Тут была и третья, и пятно не поблекшей краски еще выдавало ее прежнее место, но главе лаборатории вскользь дали понять, что даже номинация на Нобелевскую премию в области химии слишком непатриотична, чтобы выставлять ее напоказ. Остались только карта мира и портрет маршала Солукарты, главы Ведомой к Социализму Демократической Республики Ятаканг.
– Вы в последнее время смотрели на эту карту? – внезапно спросил посетитель.
Сугайгунтунг кивнул.
Сверкнув, трость превратилась в указку и легонько постучала по прикрывающему карту стеклу.
– Точно нарыв на теле Ятаканга остается эта язва американского империализма, этот памятник их откровенной алчности! Вижу, – кивнул он с чуть большим одобрением, – ваша карта хотя бы не замарана названием Изола.
Карта была доизольской, но Сугайгунтунг решил, что не может поставить это себе в заслугу, а потому промолчал.
– И хотя наши друзья и соседи китайцы, – указка сдвинулась к северо-западу, – такие же азиаты, как мы, поистине прискорбно, что они столь долго были жертвами европейской идеологии.
Сугайгунтунг выразил живое согласие. Речь гостя несколько отличалась от официальной линии, поскольку масса народонаселения Китая была слишком велика, чтобы оскорблять их страну, но выражала дозволенное внутри партии мнение.
Трость-указка