когда они вдруг выплеснули примерно треть содержимого своего ведра мне на колени, а потом рванули дальше по коридору, хохоча, как идиоты, и расплескивая остатки отходов по полу. У меня до сих пор их смех в ушах звенит. Они ведь умышленно вылили эту гадость именно на меня. Даже Джейсон, симпатичнейший парень из всех мне известных, который постоянно за все извиняется, только и мог, что проговорить: «Старик, ну что за фигня!», после чего полностью растворился в воздухе.
Я попытался кое-как очиститься в туалете, но только все это оказалось делом бесполезным, тогда мне пришлось идти в кабинет к медсестре. Она посмотрела на меня так, будто я специально окунулся в ведро с формальдегидом и лягушачьими потрохами, после чего все же выдала «сменные» шорты из школьной формы, которые, хотя и подошли мне в поясе, все же оказались сантиметров на пять короче, чем того хотелось бы. Длинноволосая курчавая женщина едва сдерживала смех, когда я вышел из туалета.
– Прости, – выдавила она, продолжая улыбаться, – длинней ничего не нашлось.
– Обалдеть!
– Тебе осталось всего пару часов, потом домой. Не переживай!
Мне нравится, когда люди предлагают тебе не волноваться по какому-либо поводу, насчет которого им самим вообще наплевать. Однако новые шорты не смогли до конца скрыть слабый запах, идущий от меня, несмотря на то, что свои насквозь промокшие трусы я все же успел выбросить, пока переодевался.
Перед физкультурой оставался еще урок английского, который предстояло высидеть. Дуайт видел, как я входил в кабинет медсестры, поэтому мне пришлось рассказать ему обо всем, что случилось. Весь урок он подробно комментировал происшедшее, делая упор на то, какой же все-таки козел этот Йен. И я оценил его старания, несмотря на тот факт, что при малейшем неверном движении слышал хлюпающие звуки между своими ягодицами.
Находиться в школе без трусов – это что-то невероятное и ужасное.
А присутствовать при этом на уроке физкультуры – занятие исключительно некомфортное.
Сеточка в моих спортивных шортах мало помогала. Я хорошо чувствовал, как трутся мои яички об эластичную ткань. Йен и тот другой парень (кажется, его зовут то ли Зейн, то ли Блейн… короче, как-то по-дурацки) несколько раз за урок оборачивались на меня, чтобы понять, как я себя чувствую. Выражение их лиц было такое, словно они сами напрашивались на то, чтобы их немедленно расплющить об землю. Ребекка только покачивала мне головой с трибун.
Потом мы пошли к шкафчикам вдвоем с Майей. Дуайт вернулся в церковь, где было собрание у служек, так что сейчас наступил один из тех редких моментов со дня ее спасения в бассейне, когда мы с ней оказались наедине друг с другом. Несколько секунд она удивленно вдыхала воздух, но ничего не говорила. То, что раньше было легким запахом химикатов, сейчас превратилось в слабый запах химикатов с явной примесью аромата потных яичек.
– Мне кажется, что Йену просто завидно, что ты выше его.
– Что? – переспросил я. Это заявление возникло словно ниоткуда и не по делу.
– Ты высокий. А он