Георгий прикрыл дверь. Братья расположились на приземистом диванчике. Лавр, не глядя на кинжал, продолжил свои упражнения. Георгий решил не обращать на них внимание. Уж если что Лавру втемяшится, будет делать, пока не надоест.
– Лавр, что за шкатулка у тебя? – спросил он напрямик. – Все говорят о ней.
– Шкатулка? – взгляд у Лавра стал острым и жестким. Кинжал снова воткнулся в пол. – Кто говорит? Идем к нему!
– Не кипятись. Софья сказала.
– Эта знает, – расплылся Лавр в улыбке. – Она видела, как я доставал одну цацку.
– Цацку? Что за цацку? Зачем?
– А чтоб жить на нее, вот зачем цацку. Без цацек, милый мой, что тут делать? Впору подаваться в абраги. А что, и подамся. Слава богу, оружие в руках держать умею.
Он выдернул кинжал и неуловимым движением метнул его в притолоку. Лезвие на треть ушло в древесину.
– Не дуб, – пробормотал он, – и не бук. Погребальный звук…
– Извини, Лавр, я не посвящен во все тонкости вопроса. Не понимаю тебя. Я про цацки.
– Да что тут понимать? – устало обронил Лавр. – Семейные драгоценности спускаю, брат. С ними думаю и за кордон податься. Думаешь, я кому нужен в Австралии? Кому я, Жорж, нужен таким, каков я есть? Ни-ко-му. Подумаешь, Суворов! Там таких пол-Австралии. А с цацками, о, с цацками я Ротшильд! Ты не волнуйся, половина цацек твои. Ровно половина. Больше не с кем нам их делить.
– И где они? Надеюсь, ты их надежно спрятал?
Лавр хохотнул.
– Ты меня удивляешь, Жорж! Будто ты не в России живешь, а где-нибудь в Швейцарии или Амстердаме. У нас самое надежное место – карман да пазуха. Во всяком случае, они всегда при тебе. Пока жив. Ну а сдохнешь, тогда всё равно. Хотя чертовски хочется пожить еще капельку, а? Я, Жорж, вижу, как к горлу моему тянется рука. Она и во сне снится мне…Вот они, наши цацки.
Лавр пошарил рукой под диваном и извлек наружу шкатулку. Раскрыл. Там были две коробочки. В одной лежали сапфиры, а в другой бриллианты.
– «Не счесть алмазов в каменных пещерах», – пропел Лавр. – Это, Жорж, нам отец завещал. Когда у вас ничего не останется, сказал он, ни имения, ни дома, ни имущества, поделите их поровну. Он не вписал их в завещание, словно чувствовал, что мы пойдем с тобой в народ. Скорее всего, он думал, что я буду тому виной, и достаточно часто попрекал меня в моем неуемном азарте жизни, но после пятого года уже без обиняков заявил мне, что есть вещи куда более жуткие, чем азарт дворянина. Помнишь Пушкина, о бунте?
Раздался стук в дверь. Георгий потянулся к шкатулке, чтобы закрыть ее.
– Это Софья, – остановил его Лавр. – Заходи! – крикнул он.
Вошла Софья.
– Какая прелесть! – всплеснула она руками.
– Позвольте, сударыня, вашу божественную шейку, – сказал Лавр. – Вот так. Как?
Колье было царское! Софья не могла наглядеться на него.
– Это тебе, Сонечка, от меня. А Георгий, коль захочет, подарит что-нибудь на свой вкус. Вы позволите? – Лавр взял шкатулку под мышку и вышел в зал.
– Он сумасшедший, – сказала Софья. – Георгий, возьмите это колье.
– Я не могу,