крадучись, словно боялся спугнуть кого-то, производимым шумом. В тот день они заменили одну шестеренку. Самую большую. Она почему-то лопнула. И хоть механизм не остановился, а продолжал исправно отсчитывать секунду за секундой, точность его была под угрозой. Ученик словно догадывался, что какой-то узел должен выйти из строя, и захватил с собой почти весь набор запчастей.
После того, как он установил новую шестеренку, он еще долго стоял, и слушал работу механизма. Ленистр подергал его за рукав, но Варо поднял вверх указательный палец, призывая к тишине. Спустя минуту, или две, удовлетворенный выполненными манипуляциями, он плавно закрыл крышку. Защелкнув замок, он спрятал ключ в карман, и жестом предложил учителю продолжить их вечернюю прогулку. Они шли по улице как отец с сыном, молча, размышляя каждый о своем.
– Ты что-то заметил, Варо?
Юноша вопросительно посмотрел на мастера.
– Там, в таймомере.
Парень махнул рукой перед лицом, как бы отгоняя муху.
– Раньше ты не прислушивался к ним. – Ленистр сделал паузу – То есть ты знал как они звучат, но ты не прислушивался к ним. Словно по звуку ты можешь выявить неисправность.
Варо, немного задумавшись, кивнул.
– Так это же хорошо, мой мальчик! Ты мне потом расскажешь о своих наблюдениях?
Ответом учителю была широкая улыбка, и очередной кивок головы.
В этот вечер они прогулялись до каждой из коробок, где Варо склонившись над механизмом, старался услышать хоть что-то, кроме мерного тик-тик-тик. К его величайшему потрясению, в этот вечер он не услышал ни единого слова. Ничего, кроме обычного звука машины. Крутился маятник, стучали шестеренки, с тихим шорохом двигались стрелки. И больше никаких посторонних шумов: бормотаний, ругани, причитаний, криков радости. Ничего.
Это был вечер потрясения. Вечер осознания упущенного чуда. Как тогда, когда увидел монету на земле, и прошел мимо. А потом вернулся, а это и не монета вовсе. Но ты уверен, в глубине души, что она была там. А пока ты возвращался, ее кто-то подобрал, оставив тебе что-то похожее на нее. Лежа на спине, и перебирая пальцами свою деревянную гроздь, он прислушивался к ее звуку, и что-то было в нем знакомое. Словно услышал в толпе знакомый голос, но не можешь различить слов, а только интонацию. Глаза уже начали осоловело закрываться, когда мысль, настолько светлая, что способна озарить все южное полушарие, буквально распахнула веки. Варо юркнул с кровати вниз, и затопотал к сумке, с которой они ходили вечером. Достал из нее ту самую, сломанную шестеренку, и вернулся к себе в кровать. Там он подвесил ее к деревянной грозди, и умиротворенный откинулся на подушку. Потом поднял руку вверх, и его пальцы коснулись дерева.
– Чертова коробка! Как же хорошо оказаться на свободе. – Это было то самое бормотание, которое он слышал накануне. Тот же голос.
Варо еще раз коснулся деревяшек, и затихший голос продолжил свои причитания.