теперь ко всему прислушиваюсь. – Он повернул голову в мою сторону. – Вам не кажется, что в звуках, окружающих нас, можно что-то услышать?
– Что услышать? – Спросил я.
– Почти год назад я стал отцом. – Начал свой рассказ мой ночной гость, после долгой паузы. – Ребенок был желанный, и мы оба, я и жена, с нетерпением ждали его появления. Но родился он не как все. Он появился на свет в абсолютной тишине. Мне рассказывала потом повитуха. Сам то я не присутствовал, боюсь зрелищ такого рода. Но с ее слов, в момент рождения, она словно бы оглохла. Все вокруг наполнилось тишиной. Даже жена, тяжело дышавшая в тот момент, замерла и затаила дыхание. И в этот миг появился он. Открыл глаза, сделал первый вдох, набрав полную грудь воздуха. Но, вместо того, чтобы закричать, и возвестить всему миру о своем рождении, он просто облегченно выдохнул. Это был выдох путника, который прошел трудный путь, и наконец добрался до цели. Казалось, младенец вдохнул в комнату жизнь. И она вновь наполнилась звуками. Разными. Обыденными. К которым мы настолько привыкли, что не замечаем их вообще. Но именно так звучит жизнь. Даже тишина имеет свой голос. Нам только кажется, что она молчит. А ведь она говорит. На своем, особенном языке.
Ребенок не издал ни звука. Ни при рождении, ни потом. Жена приняла это как проведение Божье, как испытание, которое было послано ей. Мать не может меньше любить ребенка только за то, что он немой, или калека. Мать любит свое дитя просто так, всем сердцем, не взирая ни на что. И нет ничего в мире чище материнской любви. Другое дело отцовская любовь. Никто не может сказать, что это такое. Да, она есть, но какая? В чем выражается? Не знаю. Что я почувствовал, когда впервые увидел сына? Всеобъемлющую любовь к этому крохотному созданию? Нет. Я почувствовал волшебство. Касание чуда. Рождение жизни. В младенце, что сейчас лежал на руках жены, есть душа. Она делает его живым. И мне совсем неважно сможет он говорить в будущем, или нет. Он мой сын. Он часть меня, и часть моей души.
Ребенок рос смышленым, и подвижным. Хлопот с ним у нас не возникало. Хоть он и молчал все время, но, мне кажется, понимал гораздо больше тех, кто не умолкает вообще. Мы были счастливы. Все втроем. Как вы догадались, эта идиллия не могла продолжаться бесконечно долго. Вскоре я стал замечать, что жена как-то по-другому смотрит на сына. Не так как раньше, с безграничной любовью. Теперь в ее взгляде порой читалась тревога, или недоумение. Я спрашивал, но она отмахивалась, говоря, что нет ничего серьезного. Может, она не хотела говорить, потому что боялась, что я не пойму ее. Может, не знала, как об этом сказать. Я терпеливо ждал, но видел, как она меняется. Теперь уже было ясно, с ней что-то происходит. И вот, однажды, она собралась с силами, и призналась:
– Милый, мне кажется, я слышу нашего малыша.
На мой недоуменный взгляд она продолжила:
– Я знаю, он не говорит. Но, когда он на меня смотрит, и я слышу его дыхание, я готова поклясться, что слышу его голос. Едва различимый, почти