когда я изображала, как мы расхватывали сладости на галерее и как я от жадности подавилась майонезом. И вдруг послышался мамин голос:
– Что это вы там так весело смеетесь? Идите сюда ко мне.
– Мамочка, – взвизгнула Таша и, забравшись к ней в постель, стала целовать ее (Таша вчера уже спала, когда мы приехали). А я остановилась на пороге спальни, как очарованная. Комната вся залита солнцем, окна открыты, и пахнет жасмином, а в саду, прямо под окнами, расцвели мои любимые крупные колокольчики – лиловые, розовые, синие и белые.
– Ну, что ж ты встала? Иди ко мне, – говорит мама, – рассказывай…
И мы долго разговариваем… <…>
И опять незаметно подходит Петров день, можайская ярмарка, где нас ждет много забавных приключений. На этот раз мама отпускает нас на ярмарку в воскресенье, с Дашей. Это радует. С ней очень весело, она живо на все реагирует, только и слышно: «Да ба!» День проходит оживленно и интересно. <…>
Жестокость к вору. Бородино
<…>
Вскоре мама уехала ненадолго в Москву. Проснувшись на другой день, я увидела, что входная дверь из передней открыта – она обычно была заперта. Мы ходили больше через балкон или через сени, кухонным крыльцом. На парадном крыльце стояли няня и Даша и о чем-то беседовали. Увидев меня, Даша сказала:
– Пойдем, Леля, вора избитого смотреть, сейчас провезут его в полицию.
– Ты с ума сошла, – рассердилась няня, – не позволю детям ходить и тебе не советую.
– А что случилось, какого вора? – спросила я.
Даша рассказала, что в Косьмове вчера поздно вечером к одному мужику залез в клеть вор и хозяин с помощью набежавших соседей так избил его, что он уже сам идти в полицию не может и его везут на телеге.
– Вон лошадь за ветлами показалась, это, наверно, они, я побегу.
– Подумать только, за несколько горстей крупы или муки человека калекой сделать, а то, может, и совсем жизни лишить, – горячо говорила няня.
Во мне все закипело.
– Да как они смеют, няня, их судить за это будут?
– Судить! Кому это нужно, кто это за него заступится. Бедный-то человек и честный никому не нужен, а тут еще вор! Звери люди!
Я вдруг расплакалась. Няня стала меня уговаривать, а у самой были на глазах слезы.
– Смотри, Таше ничего не говори – не надо ее расстраивать, благо спит.
Это событие произвело на меня сильное впечатление. Я долго не могла успокоиться и, хотя няня оберегала меня от разговоров с Яковом и Дашей, все же услышала, что вор еле жив и что у него спина «как то рубленое мясо, из которого няня котлеты жарит». И странное дело, этот факт, вначале заставивший меня расплакаться, как-то ожесточил меня, я стала злее и раздражительнее.
В середине лета из института пришла официальная бумага. В ней говорилось, что в связи со столетием Бородинской битвы, состоявшейся 26 августа 1812 года, наш институт будет участвовать в торжествах. В Москву вновь приедет царская фамилия, и воспитанницы с пятого класса должны прибыть не 31 августа, как обычно, а 23-го. Младшие же классы прибывают в начале сентября, а вновь поступающие