не тот голос и не тот разговор.
– Сколько можно вам звонить! Никакого толка! – это вместо вежливого, сухого телефонного приветствия.
– А какого толка вам надо? – спрашиваю строго и заинтересованно.
– Сами знаете.… Чтобы грело…. Ну, чтобы тепло было.
– Наденьте свитер. У вас есть свитер, или там шарфик на худой конец.
– Вы что издеваетесь!?
– Отнюдь. Беспокоюсь.
– Я куда попал?
– Вот с этого бы и начинали. В частную собственность попали. В квартиру. 110 квадратных метров, два туалета, две ванные комнаты, обогреваемые полы, подземный гараж, тепло, уютно и богато…
– Буржуй! Гад! Всю Россию растащили, а сами в хоромах, во дворцах живут. И еще издеваются!
– А куда мы ее растащили?
– Сами знаете… то есть… знаешь!
– Без фамильярностей прошу. Мы с вами свиней вместе не пасли.
– А ну-ка назови свой адрес, гад! Я к тебе приеду, узнаешь, кто свиней пасет…
– Э! Братан, тебе в натуре мой адрес нужен? Ты че и в правду приедешь?
– Ты меня не пугай! Пуганные! Ишь! «В натуре!» Мы новых русских не боимся!
– А старых?
– Чего, старых?
– Старых-то никогда не боялись? Вам сколько лет?
– Сколько надо! Мои года – мое богатство!
– Миллионер, значит…
– Ну-ка назови свой адрес!
– А вы свой!
– Чего захотел. Нашел дурака…
– Да он сам нашелся! Это ведь вы мне позвонили.…Греет – не греет. Диспетчерская, что ли, нужна?
– А тебе какое дело!
– Да нет, никакого. Только телефон ваш у меня на спецопределителе уже давно висит, высвечивается. Я вот сейчас по нему адрес определю и подумаю, познакомиться поближе или не стоит!
– Ты, чего, чего! Мужик! Угрожаешь, что ли! Я ж ошибся. В диспетчерскую же звонил. У меня отопление еле работает…. Мерзнем.
– Иногда, батя, ошибаться можно только один раз. Как саперы!
– Только появись! Только появись у меня! Я сейчас в милицию позвоню! Они тебя научат, как с ветеранами разговаривать!
– Ну, позвоните! Со скорой помощью только не перепутайте, ради Бога…
Ветерану ответить было нечего. И он, нервно выругавшись, швырнул трубку. Ничего у меня, конечно, не высвечивалось и слово-то «СПЕЦопределитель» я вытянул из его, ветеранской жизни, в которой следом за понятием «спец» всегда случались неприятности, никем не объясняемые и никому неподотчетные.
Сколько себя помню, постоянно был на привязи у этой нелепой, неуклюжей частички, которая со временем превратилась в обособленный, емкий, «внелингвистический» общественный институт, поглотивший все то, что подобострастно следовало за самой частичкой и стремилось прилепиться к ее короткому сокращенному тельцу.
Звук этот столь же отвратителен, как и приятен: что-то вроде крепкой выпивки – заливаешь в себя с легкостью необыкновенной, а выливается это в нестерпимую головную боль и мерзкую тошноту.
В то время, как толпа выстраивалась