ножками, цепляясь за жесткую кору, залезла на каштан и оттуда стала смотреть за жизнью ее несравненной. С этого дня она окончательно помешалась. Уже лет через пять она начала слышать голоса, давала иное «свое» толкование всему услышанному по телевизору и радио, научилась собственноручно изобретенным способом с помощью подорожника и яиц привораживать к Маше нужных людей и отвораживать ненужных.
Маша наоборот только в школе вдруг узнала, что такое жизнь. Она бодро и воинственно подчинила себе девочек, выстроила их в иерархическую лестницу, причем так, что все, включая принадлежащих к самой низкой касте, с любовью и трепетом ждали от нее редких подачек и боялись ее прогневать. Так одна покупала ей булочки, другая носила ее сменную обувь, а самой приближенной подруге дозволялось причесывать Машины густые темно-русые волосы. Когда однажды Машиной маме рассказали, что ее дочь третирует одноклассниц из глаз Нины Александровны полелись слезы радости. Кого бы Маша не третировала, так им и надо. А зачем еще нужны тогда королевы?
Если в начальных классах баловство Маши только поощрялось, то вот потом, когда баловство могло перерасти в секс, проявилась во всю мощь материнсткая воля, а в пику ей – невероятная наглая смекалка дочери.
В пятнадцать лет Маша впервые влюбилась. Влюбилась прямо на улице. На тротуаре сидел романтически опечаленный красавчик с грязной головой. В его волнистых волосах кое-где проглядывала солома, но на шее были бусы. Для Маши эти достоинства были неоспоримы. Недолго думая она подошла, села рядом и поцеловала его нежную желтоватую щеку. Наркоман удивленно посмотрел на нее и подумал, что в этот раз его штырит на редкость позитивно. Маша поняла по расширенным зрачкам, что это именно то, чего ее мать как раз и боится больше всего на свете. Но ее это только развеселило.
Маше очень нравилась половая жизнь с равнодушным и грустным Костей, но, как всегда, настала зима и осуществлять ее было совершенно негде, тогда Маша решила делать это прямо дома. В комнату бесценной дочери мама не пропускала даже блоху, а уж молодому человеку, даже не очень крупному, проникнуть туда было решительно невозможно. Но Маша и не думала делать это легально. Она сказала подслеповатой и все больше сходившей с ума маме следующее. Мама, у тебя бессоница и у меня бессоница, а у меня скоро экзамены. У тебя скоро… старость. А все из-за скрипучих половиц. Не могла бы ты после 11 не выходить из комнаты, а все что нужно я буду приносить в твою спальню. После чего Маша бодро сервировала маме поднос с чаем и сушками и купила ей ночной горшок, рассудив, что ничего другого маме ночью понадобиться и не должно. После чего, уверенная в своей беснакозанности, она впервые открыла дверь в 23.15 и с присущей молодости настойчивостью и любопытством занималась с Костей любовью до шести утра. Мама пол года так и писала в ночную вазу, пока из квартиры не пропала одна из папиных