этюдами, что более понятно и соответствует их природе. Для меня каждый проект – это архитектурная задача и чем она сложнее, тем мне интереснее, и такие задачи я, по сути, ищу себе сам. Рассмотренные в качестве архитектурных этюдов, чисто учебных моделей эти работы, возможно, будут интересны и другим. Мои работы, я думаю, как те миниатюрные коровы, которые Гулливер привез с собой из страны лилипутов: доить их не получиться, но с познавательной точки зрения они интересны. Мне почему-то вообще симпатичны такие миниатюрные коровы.
Мне нравится двойственность, хотя не думаю, что это так уж оригинально, мы вообще живем сейчас в мире двойственности, и об этом уже столько сказано, что я вряд ли смогу что-то добавить. Двойственность превратилась в метод и я, как и другие, пользуюсь им.
В какой-то степени это и научный метод, поскольку он подразумевает критичность отношения к действительности за счет подвергания всего сомнению. Сомнение же и есть двойственность, поскольку оно означает наличие нескольких конкурирующих мнений о чем-либо. Я думаю, что критичность мышления – это основа не только науки, но и искусства, потому что, как говорила С. Сонтаг, искусство начинается с несогласия. Мне кажется, что, скажем, поиск гипотезы в научном исследовании мало чем отличается от искусства в его чистом виде.
Когда мне исполнилось пять, то я сказал, что стану великим художником. Сейчас я бы не стал так говорить, потому что уверен, что мир обойдется без моих идей и моих проектов. Однако мне интересна архитектура, искусство, проектирование и то, что, может быть, не важно для других, важно для меня. Я, конечно, тоже не умру без рисования и проектирования, но не вижу причин отказываться от того, что мне интересно и доставляет удовольствие. Кто-то зависает, смотря фильмы и сериалы, катается с горы на лыжах, играет в Fifa, бухает с друзьями, торчит в интернете, а я еще решаю архитектурные задачи, которые сам и придумываю.
Название этой работы дает возможность зрителю самому выбирать, что оно значит, в этом оно напоминает названия, которые давали своим работам В. В. Кандинский и К. С. Малевич, например, «Импровизация 19», «Композиция VIII», «Супремус №56», напоминает духи «Шанель №5», напоминает «Концерт для фортепиано с оркестром №3» С. В. Рахманинова, «Сонату для фортепиано №8» Л. Бетховена, «Один: номер 31» Д. Поллока, «Девять рассказов» Д. Д. Сэлинджера и многое другое в том же духе. На оригинальность, таким образом, я не претендую.
Кстати, юмор для меня – это, скорее, способ мышления, способ или метод создания проектов. Я понимаю юмор, остроумие примерно так, как об этом писал Э. Тезауро, т.е., как неожиданные связи между объектами и явлениями, которые и создают часто скрытую конструкцию архитектурного произведения. Думаю, чем больше таких связей и чем они неожиданней, тем лучше. Я стремлюсь к тому, чтобы по возможности увеличивать количество таких неожиданных связей, когда дело касается проектной ситуации. Кстати, я думаю,