всего, воротилась с работы, так что, возвращаясь с мокрой и грязной шапкой в руке, я шёл на прямую расправу. Морось уже не сыпала, по дороге куртка и брюки на ветру подсохли и стали выглядеть ещё кошмарнее.
Лихорадочно соображая, как бы извернуться, я стал полагать, что нашёл, если не выход, то лазейку к спасению.
Когда мать узрела меня, входящего в комнату в мокрых носках и оставляющего ими влажные следы на полу, то реакция её была вполне предсказуема.
– Что это такое? Это где ты опять шлялся? Снимай немедленно куртку и штаны. Что ты с шапкой сделал? – стала кричать она, постепенно увеличивая силу голоса, сдёргивая с меня мокрую грязную куртку и выхватывая из руки шапку. – Ну ты сейчас получишь! Где ты шатался, признавайся, скотина ты этакая?
– А-а-а! Мам, это не я, – понеслись мои завывания в ответ на её тычки и приготовленный для порки ремень. – Это не я, я не виноват.
– А кто, кто виноват? Я что ли тебе шапку изорвала?! Ты посмотри, сволочь, что ты с ней сделал! Тебе что, каждый день новую покупать надо? Я что, миллионерша по-твоему? – кричала мать, загоняя меня ремнём в угол.
– Нет, мама, это не я. Это Меженин! Он шапку у меня забрал, в лужу бросил и меня в лужу столкнул! А-а-а! Не надо! – увернуться не получилось и ремешок со свистом прошёлся по моим рукам.
– Что ты всё врёшь? Какой опять Меженин? – орала мать, опуская ремень. – Что ты всё на Меженина валишь? Признавайся, гадина, где болтался!
– Меженин, у пруда, в лужу, я в магазин ходил! Я не вру! – жалобно скулил я.
– Может, и правда Меженин, – вступилась за меня бабушка Анна. – Ты же знаешь, он маленьких любит обижать, то деньги отнимет, то стукнет.
– Да какой Меженин?! Я вот в школу завтра пойду разбираться, я к директору пойду! Пусть они там с этим Межениным поговорят. А ты, тварина, переодевайся и быстро садись уроки делать.
Поняв, что гроза почти миновала, я стал, пока мать отправилась за водой на стирку уделанной мною одежды, сбиваясь рассказывать бабушке Анне впопыхах придуманную историю, добавляя всё новые и новые подробности. Она только головой покачивала. А дед, заскочив к нам вечером по пути из хлебного, выслушав мать, снова сходил к Меженину, и на этот раз застал его дома.
Неприятный случай через какое-то время забылся. Радостные события припоминаются легко и свободно, постоянно пребывая с нами, обнадёживая обманом повторения, даруя иллюзию счастливо и достойно прожитой жизни, а мерзость, что была совершена нами когда-то давно, таится глубоко в подсознании, выскребать её тяжело. Однако, время от времени, это надо делать, дабы не зазнаваться и не повторять поступки, могущие испортить существование не только нам самим, но и окружающим нас людям. Всего лишь подпись под доносом о специально осуществлённом в институтской лаборатории гидравлическом ударе, направленном против «товарища Рудимента» может однажды обернуться визитом преданного и давно позабытого друга. И извернуться не получится, как ни старайся. Но это в кино.
А только ли