со смешными пупырышками. Он отчаянно пыхтел, возмущённо пищал. … Наконец скорлупа треснула, и птенец разом оказался наружи.
– Мы родились! – воскликнула Элис, в необычайной радости чмокая птенца в страшненький клювик.
– Тьфу-тьфу, – птенец высунул язычок, потряс головой, словно ему не понравился поцелуй. Потом разинул рот на невероятную ширину и заверещал что есть сил. Элис слетела с ложа, метнулась к дверям, приоткрыв, закричала в щель.
– Мали! Мали, скорее мяса, он голоден!
Старая прислужница уже ждала за дверью с блюдом тонко нарезанного парного мяса. Элис выхватила блюдо, захлопнула дверь, кинулась обратно к орущему чаду.
– Кушай маленький! Расти большой и умный!
Элис осторожно опускала в широкий рот тонкие полоски мяса, и клюв, на мгновение закрывшись, открывался вновь.
– Какой обжорка!
Элис не жалко было скормить птенцу и телёнка, но не повредило бы. Наверное хватит, решила она, убирая блюдо за спину.
– И-и-и! – возмутился птенец и больно ущипнул Элис за руку.
– И! – и тотчас испачкал покрывало.
Скинув грязное покрывало на пол, Элис осторожно повертела птенца в руках, безнадёжно пытаясь определить пол новорожденного.
– Как же тебя назвать?
Вещую птицу Самур, прожившую семнадцать лет у королевы Самоны, звали «Шела Прекрасное Солнечное Утро» (Вещим льстили длинные витиеватые прозвища). И предыдущую птицу звали также. Никогда прежде не сочиняя никому имён, Элис не могла понять, как же это делается? Она перебрала в памяти с десяток человеческих имён и прозвищ, но все они казались недостойными для Вещей птицы.
– Я тоже назову тебя Шела, – решила, наконец, Элис со вздохом облегчения. – Как тебе это имя? По-моему, красиво.
– И-и! – негодующе заверещал птенец и плюнулся.
– Не нравиться? – Озадачилась Элис. – Ну, как знаешь. Ничего лучше мне не приходит в голову. – она улеглась на ложе, положив возле себя птенца, укрыла его одеялом. – Спи, моя Шела, я тебя согрею.
Но птенец оказался на редкость привередливым. Он, то лез под бок Элис, дрожа и пища от холода, то согревшись, вылезал из—под одеяла и бегал по подушкам, размахивая голыми крылышками. То опять, стуча клювом, с суматохой и писком залезал обратно, но очень скоро опять вылезал, выказывая своё неудовольствие… Неугомонный птенец мало спал, много ел и производил невообразимое количество грязи и шума. Правда, в своём гнезде-кровати больше не гадил. Он проворно семенил на край ложа, свешивал попку, раз… и с торжествующим криком нёсся обратно, требуя еды или ласки. С непривычки, королева быстро устала, но жаловаться было некому. Хочешь иметь Вещую Птицу – терпи…
Так продолжалось неделю. По комнатам, с прикрытыми вуалями лицами, теперь непрестанно метались озабоченные прислужницы, едва успевая выполнять все пожелания королевы. Взад-вперёд, туда-сюда. От этих мельканий постоянного недосыпа и воплей птенца, Элис осунулась. Ей казалось, что голова её распухла и отупела,