свободно
по обширной вечности державе
и по царству светлого порядка.
Так заносчивое царство мрака
власть иметь повсюду захотело,
отвратительные образины
ворвались в небесные порядки
(этих омерзительных уродов
вы вообразить не в состоянье!);
но они приблизиться не могут
к Моему Божественному трону,
Божий взгляд их вмиг испепеляет,
в ужасе они и разбежались.
Неосмысленные массы мрака
выступать против Меня не смеют,
и в свою мрачнейшую обитель,
в эту страховитую воронку,
вмиг сольются, лишь меня увидят;
там, по правилам отвратной смерти,
жалкую свою имеют участь.
Я вознес венец Свой над престолом —
первым же блистательным ударом
царство их ничтожное рассеял.
Так, рассеяны Моей короной,
скрылись дети мрака в черных тучах,
в мёртвой бездне, в глубине кромешной.
Там они теперь, в ладах со смертью,
составляют жалкие фигуры,
сообразно гнусной их манере.
Чем творений больше воздвигаю,
тем их царство делается меньше;
время Мне пришло всё так устроить,
чтоб и эти бездны осветились.
Пламенные напущу Я бури
на пределы хаоса и ночи,
и Моими станут царства мрака,
прежде сном окутанные хладным.
Там сияющий Мой свет одержит
надо тьмой блестящие победы,
отодвинет прежние границы,
на благое бытие позвавши
из чудовищного лона смерти
многочисленных созданий ночи».
«Для усопших в мировых глубинах,
кого смерти жало умертвило,
кому смерть позакрывала очи
так, что не дано им свет увидеть —
нашего Отца благоволенье,
Ты единственный источник чуда,
как для нас всегда источник счастья, —
Гавриил Отцу своему молвил. —
Чтобы все Тебя благодарили,
пусть и эти мертвенные лики
светом Твоим горним осенятся».
«Ангельских начальник легионов,
меж бессмертными ты отблеск солнца!
Вот когда горящими светами
массы тёмные, все их скопленья
Я наполню огненным сияньем,
растоплю их жаркими лучами,
никаких задворок впредь не станет,
ни в пределах неба, ни за гранью,
всё воспламеню когда лучами,
образ мрака навсегда погибнет, —
первенцы Мои и воеводы!
Лишь тогда всеобщий ваш Создатель
в полной мере Свой завет исполнит;
вот тогда и все владенья смерти
зазвучат гармониею сладкой
счастья и любви, и всепрощенья;
отчая душа Моя тогда лишь
притечёт к сладчайшему покою,
когда взор бессмертный Мой подарит
счастье всем, без всяких исключений».
«Ах, всеобщий Отче благодушный, —
оба