Игорь Заляльдинов

Живой камень


Скачать книгу

ла Завязкины; Метёлкин – Обдуев, Пистон

      ЖИВОЙ КАМЕНЬ

      /сны/

      Пролог

      На сквознячке, под холодным дождичком клали на песок камушки, подбивали стеклянными молоточками, пробовали, не качаются ли? Мёртво!

      Площадь.

      Поотрубали башки лентяям и негодяям.

      «Лобная».

      Питерск. Наши дни. Она.

      Точнее над ней! Парит кус земли. Шесть соток и дом. Невидимые, неслышные, неосязаемые.

      Прохожие шарахаются по комнатам, бьются о голубую ель, топчут клубнику и спящего кота /звать Пистон, снится первая любовь/, таранят парник с томатами, увы! Ничего, кроме легчайшей прухи навоза, не ощущая.

      В горнице авторы: Роман – импульсивный мен, в голове «Взвейтесь кострами синие ночи!»; Новелла – его супруга, над головой вечный Штраус; Метёлкин-Обдуев – родственник по собачьей линии, фанат Чака Берри.

      Роман, захлопнув том Лермонтова:

      – Прав Михаил Юрьевич насчет предисловия. Вещь первая и вместе с тем последняя!

      Буйное отряхивание, сочный зевок, зычный баритон! Из-под стола, на котором Новелла режет лук и помидоры:

      – Монолог цепного пса», покатит на предисловие?

      – Зачти!

      Сверкая улыбкой, родственник /размер средний, окрас чёрный, уши висячие, хвост сабелькой/ ступает на середину комнаты, перевоплощается в злобную цепную тварь:

      – Когда-нибудь я перегрызу эту проклятую цепь! Но не побегу в эти дурацкие поля, а останусь лежать здесь, как ни в чём не бывало. Пока не придёт мой враг и не начнёт дразнить меня, как всегда… Нет! Не, как всегда. На этот раз я перегрызу ему горло. У-у-у… проклятая цепь!!!

      «Монстр» исчезает, перед присутствующими – милый родственник:

      – Анубис – Обдуев.

      Новелла роняет нож:

      – Кто?!

      Роман отлипает от печки:

      – Анубис у древних египтян – бог смерти! По-моему, для псевдонима мрачновато.

      Чтец лезет под стол, припечатывает бархатной щекой ступни женщины:

      – Не надо никакого предисловия! У моря и наши дни.

      Потрескиванье клавиатуры, смачный хруст шинкуемого лука.

      Записки безнравственного человека

      – Можно вас в щёчку поцеловать?

      Улыбка, щелчок! Светик Васильевна, корма газетчицы – сенсация моего утра, вырубила диктофон.

      Порция румян, порция губной помады, марш под юбку… бешеный грохот в дверь! «Каблук?» Тихо.

      – Подслушивают?

      – Всё равно уйдут.

      Считаю до двадцати, киваю на штору. Беби гасится у компа.

      Открываю дверь, взлетаю на шесть ступенек и чуть не давлю Вермута. «Вот те раз! А эта гусеница мохнатая, что тут делает?»

      Следов от шин нет. «Сирень, однако!»

      Рывок в палисадник.

      Родимый окоп.

      – Све-е-етик!

      Из-за шторки показывается Дюймовочка, к которой явился господин Крот. Обрушивается в кресло и рыдает.

      Осыпаю объект сиренью, пристраиваю левую булку на подлокотник. «Минутки три поиграем и харе!» Ладонь на шероховатой макушке /подруга явно перелила лаку для волос/ замирает: «А вдруг это был Каблук? А что я могу сделать?»

      Ни-че-го.

      «Выпить надо» – подсказал внутренний голос. «И вино есть, Наташка приносила…»

      – Сумощку тай, пошалса!

      Нашариваю в обплаканных цветах и листьях ридикюль, даю. Сейчас подкрасит губки и свалит.

      Пачка элема, дымок.

      Зажига шлёпается на пень – журнальный столик, рикошетит под сталинского монстра /железная трёхспальная кровать, подаренная при заселении хозяевами/.

      Лезу, возвращаюсь с пыльным пузырем «Наташкиндара»:

      – Будешь?

      – Буду.

      – За кота!

      – За какого ещё кота?

      Преданно смотрю в суровые глазки:

      – За большего и чёрного, Свет, Вермутом звать. Чтоб не беспокоил!

      – Жена приходила, что ли?

      Цепляю элемину, пускаю волнительное колечко:

      – Фиг её знает! Кот перед дверью лежит и тишина-а-а-а…

      – Значит, за кота?

      – За кошек!

      Ослепительный, молочно-клубничный оскал. Пьём. «Восьмого марта прискакала, наверное, помириться хотела…»

      – Слушай, Свет, а что ты на восьмое марта делала?

      – Мой сюрприз устроил! Два ребра мне сломал.

      Аккуратно заплёвывает окурок, нежно улыбается:

      – Ему приспичило, а я не давала!

      Откинулась в кресле, закрыла глаза. «Пора!» Прикипаю к почти родным от «Наташкиндара» губам.

      – Ляжем?

      – А больше