близким людям надо держаться вместе. Я просто пошёл дальше по аллее сквера. День был солнечный, тёплый, и мне было удивительно хорошо.
Однако на другой день утром я встал с каким-то странным ощущением: сердце покалывало и побаливало. Я долго думал, почему это происходит, пытался проанализировать свои ощущения, но на ум приходило только случившееся с Булгаковским Берлиозом перед встречей с Воландом, как «сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нем» [6]. Страх, как Берлиоза, меня пока не охватил, но был и потихоньку нарастал. Я кое-как отработал, а потом, сев на транспорт, вышел раньше своей остановки и направился в парк.
Я сел на корточки рядом с речкой, старался придвинуться поближе, и рассказал всё воде. Конечно, ничего ужасного со мной не произошло, бывает и хуже, и намного, но я решил избавиться от всего этого. Вода может хранить и передавать информацию, это известно. Я сидел на берегу, а течение уносило мои слова всё дальше и дальше. Мне стало легче. С хорошим чувством я встал и пошёл домой. Я улыбался. Мне навстречу попалась симпатичная девушка, и я решил заговорить с ней.
Марена
Олеша Захаров шагал по Крамской. Он о чём-то упорно думал, поэтому совсем не глядел перед собой. Он был угрюм, озлоблен, что-то явно недавно произошло с ним. И это что-то занимало все его мысли.
Он шёл по тихим улочкам окраинного района небольшого города, сворачивая с одной на другую без всякой логики. Крамскую сменил Валдайский переулок, его – Строкинская улица, Ермолинская… Его остановил бы только тупик или чистое поле, но одинаковые улицы всё продолжались, ответвлялись и размножались.
Внезапно Олеша, это имя будто приклеилось к молодому парню, остановился как вкопанный. Он огляделся вокруг и постепенно вернулся с небес на землю. Перед ним было всё, чего ему сейчас не хватало: телеграфный столб, а за ним деревенский луг с ромашками и какими-то другими цветами – синенькими и жёлтенькими, за которым начинался лес. Его взгляд от неожиданности упёрся прямо в столб, к которому была приклеена какая-то белая бумажка. Олеша подошёл вплотную, постоял около столба несколько минут, затем развернулся, и пошёл в каком-то известном ему одному направлении.
Тьфу ты чёрт! Я забыл ключ. Так по-дурацки могло произойти только со мной: поехать на дачу и забыть ключи от неё. В последнее время со мной вообще всё по-дурацки. Хотя… Начать нужно с того, что меня, двадцатишестилетнего мужчину все называют Олешей. Хотя я – Олег Васильевич Захаров, аспирант и работник ВУЗа.
Хотя какое там! Олеша, принеси учебники из библиотеки, Олеша, сдайте мой ключ и сходите в другой корпус, предупредите студентов о переносе зачёта (надо же – на «вы»!), Олеша, ну это очень хороший результат предзащиты – пропустить диссертацию с доработкой.
Чтоб они все провалились! Да что они понимают! С доработкой! Думаете, легко писать диссертацию! Когда половина твоих знакомых считает, что тебе делать нечего, вот ты и исследуешь семантику имени прилагательного в русском и польском языках, а другая половина думает, что ты тупо