приехали в Москву в первый раз после восшествия на престол. Для такого события Мама привезла нас из Дугина в Москву. Предстоял выход в Кремлевском дворце, но по случаю глубокого траура было объявлено, что все могут явиться на выход в чем угодно, не стесняясь одежды. У нас были какие-то черные платья типа легкого пике, которые выгорели и порыжели за лето, но поскольку других не было, а сшить новые не успели бы, то мы в них и отправились. В этот раз мы все находились в нижних залах и решили, что будем наблюдать за соседями и спасать Царя с Царицей, если кто-то на них покусится. Рядом с нами были две небольшие средних лет дамы в черных платьях, белых нитяных перчатках и poke bonnets.[102] Рядом с ними стояли подозрительного вида развязные девицы, на которых мы и решили сосредоточить наше внимание. В сущности, было много незнакомых людей, так как вся Москва хотела выразить Царю и Царице свою преданность. Саша и Ольга Щербатовы приехали из Васильевского по случаю такого события. Она оставалась с нами, а Саша с нашим Сашей были на площади перед дворцом в числе охраны. Неумолкаемый гул издалека все усиливался, когда Государь вышел из внутренних покоев под руку с Императрицей, одетой в глубокий траур со шлейфом. Я была так занята своими наблюдениями за показавшимися мне подозрительными лицами, что не сразу отдала себе отчет, что царская чета уже вышла в ту залу, в которой мы находились, и теперь медленно продвигалась вперед. Все кругом кричали «ура!». Мама потом ловила нас в разных концах залы, но две маленькие дамы в соломенных шляпках продолжали махать ручками в белых перчатках и бежать за шествием. Жара была невыносимая. Тогда комендантом дворцов был дядя Анатолий Орлов-Давыдов. Мама прошла с нами к нему на квартиру в Кремле, и там нас угостили чем-то прохладительным. На другой день был парад на Ходынском поле, на котором мы очутились в открытом ландо, вместе с мисс Хилл, нашей гувернанткой. Дорога вдоль Петровского парка на Ходынку представляла собой сплошную вереницу экипажей, которая двигалась в облаке пыли. Солнце жгло немилосердно, но пока экипаж двигался, было хоть какое-то движение воздуха, а вот когда добрались до места и остановились, стараясь выбрать место, откуда было лучше видно, то оказались в самом пекле. Наши платья покрылись густым слоем пыли и прилипли к потным телам. Мы встали на сиденья ландо, чтобы быть повыше. Наши шляпы не имели полей, так что солнце жгло и палило немилосердно, к тому же мы мало что увидели, поскольку продвинуться вперед было невозможно. С нас текли ручьи пота, мы задыхались, лица были цвета вареных раков. Когда же мы наконец добрались домой, Мама велела нам лечь и приложить к лицам куски сырой телятины. Мы сначала запротестовали, так как нам это показалось противным, но Катя, которая всегда была покорна, уговорила нас это сделать и убедиться, что это приятно. Действительно, невыносимое чувство, что лицо сплошной нарыв, вскоре прошло, и мы задремали от усталости. У Мама были разные средства для лица. Летом она давила на лице спелые земляники. Затем у нее было притирание
