проснулась, лежа на полу в ванной среди зеркальных осколков. Из открытой двери лился свет, падая на лицо ровной молочной полосой.
Резко сев, она посмотрела на свои пальцы. Под ногтями темнели занозы и грязные полосы запекшейся крови.
Потом Илерию вырвало.
Никогда еще она не чувствовала себя так от одной мысли, что кто-то умер от ее руки. Она видела столько смертей, что теперь более удивительной казалась жизнь.
Но все было как и прежде. Добавился лишь рваный ушиб на голове под спутанными от запекшейся крови волосами и саднящий синяк на животе с подсохшей за ночь коркой крови и лимфатической жидкости. Уже потом, стоя в душе, смывая с себя ночной кошмар, Илерия соотнесла свои раны с разбитым зеркалом. Она не смогла совладать с собой, разнесла его стаканом, что нашла в спальне, а может и поскользнулась, приложившись головой.
Уж слишком неясно она помнила эту ночь. Какие-то нереальные черты имели минуты пережитого страха. Ей привиделся очередной волк не умеющий пользоваться клыками.
Натянув свитер и брюки, Илерия недовольно поморщилась, оценила ущерб. В раме зеркала остались лишь несколько крупных осколков, остальные валялись на полу и раковине; длинная синяя ваза, – самая любимая мамина вещь в этом доме, – также лежала у стены с отколотым краем у горлышка.
Но что-то подсказывало, что все произошло в заправду. Утро оказалось слишком паршивым, чтобы списывать все на чистой воды галлюцинации или нездоровый сон. Перед глазами стояло единственное более или менее четкое воспоминание – размазанная тропой через гостинную кровь.
– Эрик, – Илерия бросилась туда и уже схватилась было за ручку двери, как раздался звонок в дверь. Он сначала, – самым первым резким звуком, – застал ее врасплох, заставив подпрыгнуть на месте и вскрикнуть, а потом и вовсе впасть в странное чувство прострации. Но кто-то за дверью слишком жаждал увидеть хозяйку.
– Открывайте! – мужской голос звучал с одной стороны сдержанно, но с другой ничего хорошего не предвещал. И последнее оказалось верным. – Открывайте, служба безопасности!
Вот тут Илерия запаниковала по-настоящему. Трель звонка звучала все настойчивее, – как и голос, – а времени что-либо сделать у нее никак не оставалось. Потому она неуверенно, но все же пошла открывать.
На пороге стояли трое.
– Сержант Скот, – представился тот, что стоял на верхней ступеньке, наматывая на палец выбивающуюся из-под черной фуражки темную прядь волос. – У нас ордер на обыск Вашего дома. – И, не дожидаясь ответа от Илерии, они вошли, вручив ей лист, неаккуратно сложенный вчетверо.
Сержант Скот напоминал сморщенный боб: лицо маленькое, выпирающий вперед подбородок и лоб, широко расставленные глаза, один из которых то и дело скрывался за прядью волос, когда палец сержанта переставал теребить ее и отпускал.
На листе стояла подпись г-жи Марии.
– Сука, – зашипела себе