Бошман – русская немка, и хорошо знает немецкий язык. Ведь, как я помню, императрица говорит именно по-немецки?
– Елена Викторовна, моя супруга – русская, – император даже немного обиделся, – и русскому языку ее учил сам Василий Андреевич Жуковский. Но пусть ваши помощницы будут рядом с вами. Как только я прибуду в Петербург, то сразу же пошлю гонца в Царское Село. Благодарю вас, Елена Викторовна!
Потом все понеслось в темпе даже не вальса, а квикстепа. Надо было назначить человека, который в мое отсутствие присматривал бы за больными и ранеными, ввести курсантов в курс дела и приготовить все, что нам могло понадобиться… Да и про учебник для Мейбел я не забыла, и даже учительницу ей нашла, правда, не среди своих, а подружку Жени Лифанова, одного из техников, у которой, как выяснилось, есть опыт преподавания русского языка иностранцам.
Я так закрутилась, что перекусить времени уже не оставалось – мы отправились голодными, в расчете на то, что во дворце нас накормят. В семь часов вечера мы приземлились, подняв тучу пыли, на Треугольной площади рядом с Екатерининским дворцом. Императрица лично встретила нас у входа во дворец в окружении фрейлин. Меня поразил ее изможденный и усталый вид. Но держалась она молодцом.
Нам выделили, как я и просила, кабинет на первом этаже и прилегающие к нему покои. В трех поселились мы, в трех других поставили кровати: в одном – для императрицы, в двух других – для прочих пациентов, буде таковые появятся (в чем я ничуть не сомневалась). Еще в двух мы устроили небольшую лабораторию и кладовку.
Девушки начали обустраивать кабинет, парни – налаживать оборудование. В качестве источника электроэнергии мы использовали небольшой дизельный генератор, который установили под окнами первого на Руси флюорографического кабинета, а силовой кабель просунули в окно.
С Марией Федоровной мы уединились в соседней комнате, где я начала оформлять историю ее болезни. Саму флюшку и некоторые другие анализы я решила сделать, как только для этого все будет готово.
С языком у нас проблем не было, как и предупредил император. Императрица говорила по-русски отлично, лишь порой в ее речи чувствовался небольшой акцент. Так что помощь Саши Бошман мне не понадобилась.
Когда мы закончили беседу, императрица вдруг спросила:
– Елена Викторовна, скажите мне правду – вы откуда?
Я замялась, и она продолжила:
– Государь мне ничего не сказал, но мне кажется, что вы из другого мира. Ваш вертолет – так император назвал ваше воздушное судно, ваши железные корабли – это все явно сделано не в этом мире. Но главное – вы и ваши люди. Они совершенно не похожи на окружающих – простые в обращении, не испытывающие трепет перед сильными мира сего, знающие свое дело… А еще вы – женщина, и в то же время главный врач вашей эскадры. И, по словам государя, самый лучший.
– Ваше величество, – улыбнулась я, – насчет «лучшего» – это весьма спорно. Курсант Черников, например, уже сейчас ничем мне не уступает. А вот насчет нашего