обернулась к товаркам.
– Убьет, девочки, точно говорю. Спрячем?
– За выкуп, за выкуп!!! – закричали русалки.
Я достала из кармашка гребень и кинула им.
– Мало, мало, – захохотали они.
А гул уже очень громкий.
Я потянула с себя сарафан, скомкала и в воду бросила. Осталась в одной рубахе нательной да лапотках.
– Вот это дело! – прокричали русалки. – Будет в чем на берег выходить, молодцев сманивать. Ныряй в воду, прячься под лист кувшинки, а мы тебе пузырь воздушный начаруем, дышать сможешь.
Уже лес позади ревет, зарево поднимается на полнеба – ну я с обрыва в реку и сиганула. Сразу на дно ушла, за корягу уцепилась, под лист кувшинки поплыла – и тут ко мне одна из русалок спустилась с пузырем воздушным в руке.
– На, – говорит, – дыши и не двигайся.
Я и замерла. Вижу, конь-огонь к воде подходит, попить наклоняется. И голос царя подземного слышу:
– А не видали ли вы, красавицы, деву тут рыжую да конопатую, на язык несдержанную?
– Не видали, Кащеюшка, – честным хором ответили русалки.
– А если подумать? – говорит. И из карманов подарки достает – и камни самоцветные, и гребни резные. – Я весь лес объехал, в каждую нору заглянул, негде ей быть, кроме как здесь.
А предательницы-русалки с визгом к нему бросились, из-за гребней-камней чуть ли не передрались.
– Ну что? – сказал Кащей. – По вкусу ли подарки мои? Откроете ли секреты?
И тут самая наглая из русалок засмеялась:
– А ежели ты каждую поцелуешь, глядишь, чего и вспомним!
– Ну, – ухмыльнулся гад подземный, – в очередь становитесь.
И начался на берегу такой срам, что я от возмущения чуть на берег не выскочила. Целовал он их смачно, со знанием дела, а русалки-то полуголые, ноги у них призрачные вместо хвостов, только чешуйки кое-где остались. Он их и целует, и наглаживает – а они только хохочут и крепче прижимаются. Развратник, злодей! Я отвернулась, но глаза бесстыжие сами назад косили, а уж щеки пылали так, что вода вокруг вскипеть должна была.
– Ладно, речные хозяюшки, – довольно проговорил этот полоз любвеобильный, – выполнил я ваше желание, теперь и вы меня уважьте.
А русалки загоготали и кричат:
– Женщинам верить – себя не уважать!
И нырк в воду – только вокруг меня хвосты рыбьи замелькали.
Кащей вздохнул так грустно, что мне даже почти жалко его стало, усмехнулся, рукав закатал, в воду вошел – и что-то забормотал. И вода надо мной мостом встала, попадали из нее на дно обнажившееся и русалки, и рыбы, и лягухи испуганные.
– Выходи, – говорит мне и глазищами своими сверкает, – проиграла ты.
А сам на мою рубаху зыркает.
Я волосы отжала, руками мокрую рубаху прикрыла и пошлепала по грязи на берег.
– Воду на место верни, – прошу сердито, – твари речные перед тобой ничем не провинились.
Он вторую бровь поднял, рукой дернул – и встала вода на место, снова потекла рекой.
– Ну что, – а голос грустный, – готовься к смерти, – говорит, –