и не раскрытые еще тайны, уходящие своими корнями в старину. У Антона же было пристрастие к мелкой моторике, сохранившееся, видимо, со времен блохоискательства. Тогда нужно было найти вредное мелкое насекомое в густой шерсти, аккуратно удалить его при помощи зубов и потом тщательно продезинфицировать поле боя посредством языка. В этой жизни Пухов лепил разные фигурки из хлеба, со всякими мелкими подробностями и раскрашивал кисточкой живых насекомых. При этом терпенье его казалось безграничным. Ведь и вправду, чтобы красиво раскрасить под тигра рвущегося на свободу таракана, нужно иметь не слабую усидчивость. А еще Антон испытывал необъяснимую тягу к собирательству носков. Всю эту свою кучу нижнего белья он именовал не иначе, как коллекцией. Носки же, которые со временем приходили в негодность, он нарекал «раритетом», складывал в пакетик, проставлял даты «жизни» от покупки до протирания и прятал в специальный ящик. Особо дорогие его сердцу носки, после окончания своей активной фазы жизни, удостаивались трогательной авторской эпитафии на упаковке.
Их казарма, хоть и была казармой, но представляла из себя вполне жилое помещение блочного типа, с несколькими отдельными комнатами, общим залом и кухней. В воскресенье с утра Сана со шваброй в руках делала в их блоке «чисто и пусто», а Пухов в зале за столом лепил очередное нэцке.
– А ты чего с Владом на тренировку не пошел? – увидела его Сана.
– Сегодня ОФП. А мне не надо, я и так пацан здоровый. – Антон продемонстрировал свой бицепс.
– Рахит жизнерадостный, – оценила Сана качество его напряженной мышцы. – Опять хлеб переводишь?
– Чтоб ты там понимала. Я, как Бог, создаю новых животных. День… какой—то там, не помню, – «И сотворил Он дряблонога геморроидального!». – Пухов поднял со стола и повертел в пальцах, чтобы Сане было лучше видно, фигурку ни на что не похожего жуткого существа. – Или вот, – плавоперца глубоководного. А вот тут лежбище морских кошечек. Нравится?
– Да.
– Че, правда?
– Нет, конечно. Вообще—то, кошмар, – оценила плоды его творчества Сана. – Пока что ты создаешь только грязные носки, причем постоянно. – Она брезгливо отодвинула шваброй полосатые носки, валявшиеся под столом.
– Ай! Что ты делаешь?! Это же настоящие «Метрополис К», почти не юзаные. И вообще, ни фига, я сотворяю животных – грязноносцев сногсшибательных. Да! В брачный период они не просто воняют, – они распространяют сногсшибательный аромат роскошного тела. Отсюда и происходит их научное название. На латыни они называются – Nosokus Hrenovus из отряда…
– А ну брысь, я здесь мыть буду, – прервала Сана поток его неуемной фантазии.
– Ладно, так и быть. Всё равно в душ собирался.
В дверь постучали. Сана, как была, в перчатках и со шваброй в руках, пошла открывать. На пороге стоял Ленарис.
– Почему—то я знала, что мы еще увидимся, – сказала Сана, – да вы проходите.
– Благодарю, – Ленарис