каких-то откровений – Холли не услышала ничего нового, чего не было в методичках «Йорк ноутс», которые она тоже пролистала, прежде чем обратиться к К. С. Льюису и Э. К. Спирингу, – да и стиль оставлял желать лучшего. Сочинение состояло из азбучных истин – такое, как позже узнала Холли, называют бета-минусом. Но все это было неважно, важнее было то, что шесть столетий назад благородные рыцари как один падали бы к ногам Софи. Если Холли в ту эпоху судьба сулила быть крестьянкой, Софи бы милостиво принимала или отвергала куртуазную любовь.
Софи снова положила ногу на ногу. Холли просто глаз отвести от нее не могла. Элисон тоже хорошенькая, но в Софи было что-то еще, будто ее красота – результат совершенствования многих поколений или же ее предков специально обучали так выглядеть. В Софи чувствовалась принадлежность к определенному классу: стройные даже в бедрах ноги, аристократически тонкая кость, изящно изогнутые брови, густые темные волосы, которыми, к раздражению Холли, Софи умело играла, отбрасывая их то вправо, то влево. Глаза у нее были ярко-синие и такие большие, что Софи могла без усилий притвориться – вот как сейчас – наивной или непонимающей. Если бы Холли предложили подобрать самый точный эпитет для описания Софи, она бы сказала: «Высший класс», – но это выражение из отцовского лексикона было бессильно передать всю уникальность Софи.
Холли считала несуразным, что их с Софи сделали мини-группой на весь семестр, при том что английскую литературу в колледже Шрусбери изучали семеро студентов. Девушки разбирали средневековые произведения с доктором Блэкберном, а затем их ждал англосаксонский перевод. У Говарда Холли чувствовала себя неловко. Ее ботинки «Доктор Мартинс» крепко упирались в ковер между двумя стопками книг, шатких, как все книжные пирамиды, загромождавшие кофейные столики и втиснутые на закрывавшие стену стеллажи. Холли села поглубже в кресло, обитое вытертым бархатом, и погладила мягкую обивку. Взгляд ее метнулся с книг на огромные открытые окна, выходившие во двор – пылинки плавали в солнечном свете, – и снова на преподавателя, загадочно улыбавшегося, пока Софи то так, то эдак скрещивала изящные ноги.
– А вы что скажете? Вы согласны с интерпретацией мотивов сэра Гавейна, предложенной Софи? – Доктор Блэкберн оторвал взгляд от Софи и посмотрел на ее партнершу по семинару.
– Гм, ну… – И тут вдруг у Холли развязался язык. Она заговорила о конфликте в душе сэра Гавейна, разрывавшегося между рыцарскими принципами и чувственной страстью.
Холли говорила все увереннее и чувствовала, что не только доктор Блэкберн смотрит на нее с интересом («Это необычная интерпретация, но мне она нравится»). Софи, забыв о своем бета-минусовом сочинении, выпрямилась в кресле и подхватила разговор, заставляя себя мыслить шире прописных истин, которые она, видимо, скопировала дословно. В любом случае внимание было благожелательным, а не враждебным, и, выйдя от тьютора – так Холли незаметно для себя начала называть доктора Блэкберна, – девушки как-то совершенно естественно