Сорняки обступили Эллиса, выстроились на бордюрах вдоль дорожки, у задней двери и стены кухни. Он наклонился и дернул – корни вышли из почвы удивительно легко.
Из носа потекло теплое – уж не простуда ли у него начинается? Он поискал в карманах платок, но пришлось обойтись подолом рубашки. Поглядев на пятно, он увидел, что оно красное. Он подставил ладонь ковшиком под подбородок, кое-как ловя текущую кровь. Вернулся на кухню, оторвал бумажных полотенец и крепко прижал комок к носу. Сел на холодные плитки пола и прислонился спиной к холодильнику. Потянувшись за следующей порцией полотенец, он представил себе, что эта рука не его, а жены. Он закрыл глаза. Ощутил ее руку в своей, мягкость ее губ, за которыми тянется по его коже мерцающий след.
«Ты как-то отдалился в последнее время».
– Я идиот.
«Это точно. – Она засмеялась. – Какая муха тебя укусила?»
– Я застрял.
«До сих пор? Ты столько всего собирался сделать».
– Я тоскую по тебе.
«Да ладно. Это не мешает тебе заняться своими планами. Дело не во мне. Ты же это знаешь, правда, Эллис? Элл? Куда ты делся?»
– Я здесь, – сказал он.
«Ты все время куда-то пропадаешь. С тобой стало тяжело общаться в последнее время».
– Извини.
«Я сказала, что дело не во мне».
– Я знаю.
«Так иди и найди его».
– Энни?
Она исчезла, и он еще долго не открывал глаза. Он ощущал холод вокруг, холодные плиты пола. Он слышал пение дроздов и упорное жужжание холодильника. Открыл глаза и отнял от носа компресс. Кровь уже перестала течь. Он встал, шатаясь, и ощутил вокруг себя такое огромное пространство, что чуть не задохнулся.
После обеда снег почти сошел, но Эллис все равно держался главных улиц, потому что их посыпали песком. У Каули-роуд он дождался просвета между машинами и перешел дорогу. Он оглядывался в поисках своего велосипеда, но нигде его не видел. Неужели кто-то его присвоил, барахло такое? Эллис заплатил за этот велосипед пятьдесят фунтов десять лет назад, и даже тогда все говорили, что это грабеж. Давно пора было его поменять, подумал Эллис. Боль в руке поддержала эту внезапную решимость.
Он вспомнил про свет в бывшей лавке Мейбл в ночь несчастного случая и повернул назад, подергать дверь, вдруг там открыто. Дверь, конечно, была заперта, и никаких признаков жизни. Сквозь мутные разводы на стекле он вгляделся во тьму обшарпанной лавки, забитой хламом. Ему не верилось, что это – та самая лавка Мейбл, которую он помнил с детства. Раньше блеклая зеленая занавеска отделяла торговое пространство от жилого. Справа от занавески стоял стол. На столе – кассовый аппарат, проигрыватель и две стопки пластинок. Витрину украшали мешки овощей и ящики фруктов. Посреди лавки, напротив двери – кресло, которое, когда в него садились, пахло мандаринами. Как им троим удавалось перемещаться тут с легкостью, не задевая друг друга?
Мейбл пригласила его составить компанию, когда ее внук Майкл приехал в Оксфорд после смерти отца. Чтобы у Майкла был товарищ-ровесник. Эллис помнил, как стоял на том же месте,